– Конечно, я схожу в магазин за молоком, а ты пока в деревню съезди, а то вечером конец света обещают, – сказала она это так буднично, словно прогноз погоды. – А еще тебе мама звонила.
– Что?
– Спрашивала, как дела…
– А-а-а…
Марк порезал хлеб, достал из холодильника пачку плавленого сыра.
– Говорит, не могла дозвониться тебе на сотовый, ты его не потерял случайно? (Обронил в одну из расщелин земли).
– Наверное, села зарядка, – ответил Марк и вздрогнул от неожиданности.
А ведь, действительно, где телефон? Видимо, и правда, потерялся, а без него, как известно, человек выпадает из прочной системы связей.
Глава 23. За облаками. Марк
Марк вышел на обочину вселенной, затерянной среди других миров. Во двор больницы. Сел на лавку. Кажется, начинался дождь. Из дрогнувшей середины лужи перед цветочной клумбой вырастает кольцо и расходится волнистым кругом.
Желтые бархотки, старые качели на газоне, заросшем крапивой… Знакомая картина. За внутренним двориком поликлиники никто не ухаживал, кроме одной девочки, дочки администратора, которая прибегала сюда и каждый вечер поливала из маленькой игрушечной лейки свои цветы.
Марку казалось, что он теряет свое тело, и потому не чувствует ни ветра, ни сырости. То, что произошло всего полчаса назад, до сих пор оглушало и завораживало. Мир вливался в душу, словно незнакомая музыка.
Бинты лежат где-то в стороне, брошены и смяты. Розовые цветы герани на подоконнике подобны рассвету. Да, в кабинете наступил рассвет, он и сейчас еще продолжается. В нем пропадает все: дождь, дома, радость и сомнение. Сам врач просматривает последний снимок его руки, сверяет данные, открывает в компьютере все новые папки. Выходит в коридор, и вновь возвращается. «Это невероятно, – говорит, – но так и есть».
Кость срастается. Там, где были лишь крошки, уже цельная материя. «Невероятно», – повторят он, и вновь спрашивает, что делал Марк.
Марк припоминает все нюансы, даже самогон, который выпил вчера на дне рождения. Называет его «настойкой одной бабушки», и обещает уточнить состав.
– Какой бы не был состав, – размышляет врач, – этого достичь невозможно… судя по…
Снимок лежит на столе. Герань становится огромной, заполняя собой все пространство. Марк трет глаза рукой, но нет, он не спит. Просто слезы, а может быть, дождь размывает границы предметов, стирает их, точно ластик, карандашный рисунок. Остались лишь цветные разводы да серые крупинки мягкой резины… Достаточно дунуть на них – и все, ты здоров.
Как во сне он выходит во двор и любуется лужей, бархотками, зарослями темного палисадника, в котором прячутся пятнистые кошки; свежесть горьких трав упоительна и нова. Тут главное даже не ты – а музыка, что звучит без слов в этом городе, свивает из пыльных дорог клубок созвучий и осторожно купает его в золотом сиянии утреннего солнца.
Марк зашел в телефонную будку, снял трубку, и только потом вспомнил, что не знает наизусть ни одного номера, кроме разве что Толиного, еще в детстве они перезванивались каждый вечер. Работает ли сейчас тот домашний телефон? Набрал. Но в ответ – лишь безликие ровные гудки, холодные незнакомого пространства.
И тут осенило, что сотовый он забыл вчера у Толи. Подключил на зарядку в коридоре и потом оставил, точно. Без телефона – как без компаса на карте судьбы, поэтому первым делом Марк побежал к автобусной остановке. Все было немного туманным от дождя и казалось новорожденным. Мягкие складки туч, ажурные кусты и автобус, похожий на войлочный мешок. То редкое мгновение, в котором ты забываешь себя и просишь: «остановись». Даже замок в двери давно, наверное, потерял форму и растекся молочным потоком по кисельным берегам обивки. Сердце в груди не билось – пело. И небо пело, и каждый камень под ботинками…
Двор встретил странной пустынностью. Обычно на площадке играли дети, теперь никого не было, лишь формочки и лопатки, разбросные среди недостроенных песочных башен. На лавках не сидели бабушки, а пустырь возле реки был действительно пустырем: рытвины и трубы закрылись зеленью, потонули в ядовитых желтых цветах и полыни, а лес вдалеке казался неприступной крепостью, стеной, воздвигнутой от земли до самого неба.