Горький вкус свободы

Первое время я был очень рад: мне казалось, что отец – источник всех бед и без него мы заживем припеваючи, а оказалось все совсем не так. Да, он ее бил и уговорил меня убить старуху, но когда он жил с нами, у нас хотя бы была еда. У меня была, понимаешь? Я открывал холодильник и всегда там что-то находил. Не знаю, на какие деньги купленное. Ворованное или нет, но я не голодал. Пусть без деликатесов, но еда была. Иногда суп, иногда второе, иногда и то, и то. Иногда овощи, иногда даже фрукты, печенье, шоколад. Иногда отец давал мне деньги, и я ходил сам в магазин и покупал все, что захочу. Да, в разумных пределах, но все же. А когда отца посадили, я вдруг понял, что опять жестоко ошибался. Мама всегда работала, но у нее почему-то никогда не было денег. Иногда их не платили, но иногда она просто отдавала их каким-то мошенникам. В это сложно поверить, но она почему-то вообще не очень понимала, что деньги имеют большое значение. Она никогда не покупала себе одежду (не знаю, сколько лет было той, которую она носила) и уж тем более украшения и косметику. Она, кажется, вообще не очень понимала, что нельзя просто взять и забыть, блять, куда ты положил деньги. В какой-то момент я вспомнил, что иногда отец бил мать именно за то, что деньги она теряла. Простодушно, совершенно не понимая, что так делать нельзя.

Иногда я думал, что все испортил и что никому нахрен никакая справедливость не нужна. Если бы не моя не глупая советь, проснувшаяся вдруг в тот момент, когда все самое сложное уже было позади, то, возможно, я сейчас бы беззаботно грыз арбузы и строил замки из теплого песка. От моей выходки всем стало только хуже: отца отправили в колонию строгого режима, хотя, быть может, он действительно желал мне добра (пусть так, как умел) и, возможно, я поступил с ним слишком жестоко, рассказав обо всех его грешках, ни о чем не «забыв», будто он мне и не отец вовсе, а во мне не осталось ничего человеческого. Зачем я так с ним поступил? Ведь он ударил-то меня всего раз в жизни… Только тогда, когда я его кинул. В глубине души я понимал, что по закону жанра я поступил тогда подло, а учитывая, что я сдавал родного отца, – и подавно… Старуху все равно уже не вернуть и от того, что отца посадили, легче ей уже не будет. От слова совсем. Я думал, что спасаю маму, а оказалось, что она вообще не считает себя жертвой и до конца своих дней периодически добродушно упрекала меня за то, что я упек за решетку родного отца…