Горничная с секретом

Я только зубами с досады скрипнула и без всякого уже удовольствия дожевала булочку, запивая её подкисленной соком лисоцлы водой из фляжки.

Вот хотела же в роще уже перекусить. Присела, называется, на дорожку… Пользуясь случаем, а именно тем, что гуляния в Курене продолжатся до ночи, я, недолго думая, решила к своим сбегать. Заодно расспросить дядюшку о маре, о которой в замке шепчутся. Неужто правда, что беспокойница в наших краях объявилась? Надо бы помочь в таком случае, хоть и сомнительное это удовольствие…

И надо ж было такому случиться, что за поеданием булочки на приступке возле оранжерее меня застала Марыська. И вот уже целую вечность ныла, уламывая пойти вместе к «той самой ведьме». Оберег от мары просить.

Видеть Марыську в роли умоляющей было, пожалуй, даже забавно: всю седмицу девушка ходила павой, говорят, остальные стряпухи чуть ли не плачут от неё. Единственный, при ком «всю спесь с дурёхи как рукой снимает», как доверительно поведала мне одна из горничных, это сам лорд.

При его светлости Марыська ведёт себя, как положено: краснеет-бледнеет-запинается, глаза пучит и чуть ли не пузыри носом пускает. Вот только каков шанс встречи в огромном замке лорда и стряпухи? То-то и оно. Остальное время от Марыськи все воют. А тут выясняется, я хожу в фаворитах, и мне не приказывают составить компанию для похода к ведьме, а, пожалуй, что и умоляют.

– Ну почему сама не сходишь? – простонала я, стряхивая крошки с пальцев. – Не маленькая уже, не заблудишься. Ну хочешь, могу клубок с собой дать…

– Не надо мне твоего клубка! – шмыгнула носом Марыська и загундосила: – Выгнала она меня в прошлый раз, чуть жизни не лишила, обездолила, обескровила, пакостница такая, не помогла совсем! Ни разу! А я ж за помощью ходила! Разве так честно? Пойдём вместе, а? Йень… Ну, Йенечка…

Я вздохнула. Марыська – что тот саквояж без ручки. И нести неудобно, и бросить жалко. К тому же совершенно необъяснимым образом я почему-то чувствовала ответственность за девушку. С какого перепугу, правда, непонятно. Но знаю точно: случись с этой дурёхой худое – не прощу себе.

– А где твоя ведьма живёт-то? – сдалась я.

– Так аккурат между Куренем и Горшками, – затараторила сияющая Марыська. – Ежели прямо через чащу идти…

– Через чащу и пойдём, – воспряла я духом.

То, что ведунья живёт по дороге, приятный сюрприз. Провожу к ней Марыську, а там обернусь и бегом домой!..

– Как скажешь, – кивнула девушка. – Может, детей найдём…

– Каких детей?

– Так за Русальником которые ушли… Расцвёл, говорят! Дети говорят…

– Те же самые? Ну, пропали?

– Не, – покачала Марыська головой. – На этот раз целая компания за цветком направилась, аж всемером. Средь них старостины внучки, Ешка и Ашка… Насья ж прибегла из вёски, рассказала всё!

Я нахмурилась.

– Найдутся. На ярмарке взрослые теряются запросто, а то дети.

Марыська выпучила на меня свои рыбьи глаза и зашептала жарко:

– Отчего ж так говоришь, словно сама себя убеждаешь? А я тебе говорю: мара их сманила. Обернулась Русальником и в лес увела!

– Разберёмся, – прошептала я, сжимая кулаки.

Поводов, чтобы навестить дядюшку – выше крыши.

Глава 29

– Скажи, Марысь, – мы миновали ворота и под добродушно-скабрезные выкрикивания стражников нам в спину спускались в рощу. – Насчёт той девушки, которую Диана, то есть миледи в здравницу отправила, ничего не слышно? Лучше ей?

Марыська остановилась так внезапно, словно с размаху налетела на невидимую стену.

Конечно, раньше мне доводилось видеть, как лицо человека стремительно теряет краски. И на упырей с дядюшкой ходили, сельских отбивать приходилось, мара ещё та, опять же… видела её жертв, хоть и девчонкой ещё совсем была… И Ночных Рассказчиц упокаивать доводилось – самая, на мой взгляд, паскудная разновидность нежити! Ночная Рассказчица впивается в жертву намертво, не сбросить. И упокаивать приходится, к сожалению, вместе с несчастным. Правда, у того после первой же сказки, нашёптанной на ухо Рассказчицей мозги в кисель превращаются, так что это даже гуманно, но…

Всё же видеть, как в мгновение ока бледнеет румяная, здоровая с виду девушка не каждый день доводится!

В блёклых глазах Марыськи, вытаращенных на меня, плескался самый настоящий ужас! Плохой ужас, животный. Бесконтрольный. Паника угодившей в силок жертвы.

Я толком сообразить ничего не успела, как в следующий миг девушка решительно сжала губы и кулаки, и я поняла: приступа паники не будет. Но лучше б случился. Потому что теперь уж точно ничего Марыська не расскажет. Слишком боится.

Только чего? Или кого?

– Ей хуже стало, Марысь? – продолжала допытываться я.

– Не знаю я, – буркнула девушка, отводя взгляд и стало понятно окончательно: больше от Марыськи мне правды не добиться.