Но надолго люди не стали задерживаться. Холод и голод уже давно побуждал их к движению, а обнаружившийся факт того, что у них закончились фальшфейеры, а значит был утерян единственный источник питания — проталина, и вовсе вогнал их в ужас.
Прошло пару десятков минут, собираться дольше им не было смысла, вещей и так почти не было. Взяли просто всё, что могли, даже бочку для обогрева лагеря. Пнули ещё пару раз Эмиля, да и покинули своё гнездо.
Девушка с каштановыми волосами оборачивалась несколько раз и грустно смотрела на него. Это она, позже, схваченная как беженка с остальными, будет визжать от боли, когда ей сломают руки.
Дед Парфений шёл последним, замыкал строй. Он остановился в проходе на несколько мгновений, в его руке скалился клыкастый нож.
— И что было потом?
— А потом суп с котом, дед Парфений подошел ко мне, присел, а потом как тыкнет мне ножом в живот, — Эмиль изобразил описанное им действие на себе и по актёрски изобразил эмоцию трагической смерти.
— А как же ты выжил? — Одной рукой оперевшись на колено, а другой рукой подпирая голову, спросил Пётр.
— А никак. Умер. Да ничего он меня не тыкал, шуткую я над тобой. А сам-то что думаешь? Что он сделал?
— Ну, судя по тому, что ты тут, наверное, снял с тебя верёвки. Так?
— Ага, как же. Я вот как раз в Тринадцатый сектор ради него и иду, такой хороший человек попался, грех не отблагодарить, — он провёл большим пальцем по шее.
— Ну ладно, что дальше то было? Колись.
— Ничего. Он хмыкнул и ушёл. То ли убить меня хотел, то ли освободить от страданий, а возможно и, действительно, освободить. Но ничего из того, что у него было на уме, я так и не увидел. Свалил дедок, вот и всё.
— А вместе с беженцами то, когда ты сам в Город явился, ты его видел?
— Видел, сидел там такой неприметный, сопли кровавые пускал.
— Так кто ж тебя освободил, если не он?
— Слушай, не перебивай.
В дверь постучались, бесцеремонно открыли и бросили в защёлку охрипшим голосом:
— Есть будете?
— Будем, — без промедлений отозвался Пётр. — Всё уже готово? Мы скоро подойдём.
— Готово. Вы наши гости, так что мы поделимся, — в коридоре послышались удаляющиеся шаги.
— Я вот не понимаю, — вопрошал Эмиль. — Они же тут ждут своей смерти, вроде как, сдались. Зачем живут? Еда откуда?
— Не знаю зачем живут. Одно дело жить, а другое выживать, это совершенно разные вещи. Да и в какой-бы жопе человек не был, ему всё равно хочется пожить столько, сколько ему будет отведено. А почему бы и, собственно, не жить, если есть возможность? Покончить с собой всегда успеешь, да и легко это как-то, даже слишком. Ничего интересного в самоубийстве нету, мне кажется. Любопытный человек поэтому никогда и не убьёт себя. А волков, наверное, мужик в балахоне настрелял.
— Из чего? Из пальца? Патроны у него есть, но ружьё то у меня.
— Мда-а, вопрос, — Пётр бросил жаждущий взгляд на огнестрельное оружие, приставленное к стенке.
— А ну-ка, подай его мне, — попросил Эмиль, протягивая к ружью руку.
Пётр поднялся со стула, взял ружьё и вручил его Эмилю. Тот упёр его прикладом в пол, целой рукой начал щупать и крутить.
— Вот это штука, — известил он соратника, сидящего на стуле, одобрительно протягивая последнее слово. — Полезная, блин, Щека мне много про неё рассказывал. Хочешь фокус покажу, который мне Щека показывал?
— Давай, — согласился Пётр.
Эмиль огляделся, взял веточку, которая лежала рядом, потянул затвор вниз, а после сунул веточку в образовавшуюся щель.
Он не отпускал затвор рукой, но тот щёлкнул с такой силой, что переломил веточку надвое, да так быстро, что глаз даже уловить не успел.
— Чего это с ним? Неисправное? — Поинтересовался Лавина.
— Ага, ещё чего. Неисправное, а стреляет как миленькое? Нет, не в этом дело. Раньше это ружьё называли Пальцеломкой, потому что оно при подаче патрона срывало с места штучку вот эту, а это штучка била по пальце. И била так, что ломала его в девяносто из ста случаев. Не замечал, что у нас все охотники с переломанными пальцами ходят? Так-то. Тут либо поддевать чем-то и вставлять, на что не всегда есть время, либо быстренько пальчиком хоп и всё. Правда, проблема есть, пальчика так и лишиться можно, — Эмиель отставил ружьё в сторону. — Надо будет патрон у того бродяги попросить, прежде чем в путь двигаться. Жаль, что мы чай выпили. Так бы было хоть что-то, что на обмен пихнуть можно.
— Мне кажется, нам пора к столу, — Пётр тихонько известил своего товарища.
— К столу? Да у них даже стола то и нету, наверное. Щас я дорасскажу что дальше было и пойдём.
* * *
Павел Скрипач выудил из кармана папиросу, чиркнул спичкой — язык пламени поцеловал свёрнутую на конце желтоватого оттенка бумагу, она разгорелась пуще спички, изо рта вышел клуб дыма. Павел не был заядлым курильщиком, не был и любителем. Просто сейчас он ощущал себя как самый маленький в мире человек, запертый в четырёх стенах, без права выбора или свободы действий. Даже план по спасению его родителей, а точнее наводка на Бориса в борделе, не была его идеей, её ему подкинул старик Фёдор Абросимов. Интересно, он напишет об этом в своей книжке?