Город Антонеску. Книга 2

Никулеску, человек необычайной силы и жестокости, бил папу кулаком по лицу, грозил расстрелом и требовал от него признаться, что он «вонючий жид». А папа выплевывал ему в лицо свои выбитые зубы и, почти теряя сознание, без конца повторял: «Sunt Karaim! Sunt Karaim! Я караим!»

Не сумев выбить из папы признание, Никулеску решил пойти другим путем.

Он организовал очную ставку папы с председателем общины караимов.

Когда папе сообщили об очной ставке, он не испугался.

Он был уверен, что председатель – порядочный человек и не сможет его предать.

Очная ставка должна была состояться здесь же, в сигуранце, в следственной камере. Когда конвойный ввел папу в камеру, председатель уже сидел за столом, спиной к двери. С папы сняли наручники и посадили за тот же стол напротив председателя.

Папа поднял голову, посмотрел на своего визави и обомлел: с лица председателя на него смотрели два изуродованных бельмами глаза.

Председатель общины караимов, глубокий старик, был слеп!

«Очная ставка» должна была проходить со слепым человеком?!

Взяв себя в руки, папа начал рассказывать Слепому придуманную нами, абсурдную на самом-то деле, историю. О маленьком городе Кюрасу-Базаре, на полуострове Крым, где якобы родилась его мать-караимка. Об отце-караиме, по фамилии Шилибан, с которым в начале прошлого века мать его развелась.

И наконец о еврее, Брейтбурде, который, женившись на матери, усыновил его и дал ему свою фамилию.

Слепой слушал папу терпеливо, не перебивая.

И даже, когда рассказ был окончен, еще помолчал немного, как бы обдумывая услышанное, а затем, неожиданно громко и четко для такого дряхлого человека, сказал: «Все одесские караимы зарегистрированы. В нашем списке значится тысяча семей. Мы все знаем друг друга. Вас мы не знаем.

Я никогда не слышал о вашей матери-караимке, родившейся в Кюрасу-Базаре, и об отце по фамилии Шилибан.

Я не могу вас видеть, но знаю, что вы не караим и документы ваши поддельные. Я думаю, что вы еврей, выдающий себя за караима».

Закончив этот обвинительный монолог, Слепой встал и, нащупывая палкой дорогу, пошел к двери.

Папа был потрясен. И все же нашел в себе силы крикнуть Слепому вслед:

«Господин председатель! Господин председатель! Постойте! Подождите! Поймите же, вы подписываете мне смертный приговор!»

В ответ он услышал лишь резкий стук палки по цементному полу камеры.

Ты только не думай, моя девочка, что я рассказываю тебе сказку – просто жизнь иногда бывает страшнее самой страшной сказки.