Город без надежды (СИ)

Всю мою сознательную жизнь вода стояла на первом месте, о ней были все мысли, чаяния и разговоры. И тут череду однообразных дней сменяет полоса таких потрясений, что, не успеешь прийти в себя и оправиться от одного удара, как сорвавшаяся с тормозов судьба наносит другой, ещё мощнее. Первоочередная проблема отодвинулась на второй план. Пока вода была, я не забивала голову вопросами насчёт того, что делать, когда она закончится.

Стоя на четвереньках, долго шарила в тайнике, по локоть вывозившись в пыли и оббив пальцы о бетонное крошево. Сколько ни ищи, не найдёшь что-то там, где нет ничего.

Будто некое изощрённое издевательство свыше - извлечённая на свет медная унция, прошедшая через столько рук, что чеканка на реверсе стёрлась до неразличимости. Эта находка была словно удар под дых. Лучше бы я ничего не нашла, чем такое проявление милости со стороны удачи. Будто подаяние бросили. А что, и вправду только это и остаётся - просить милостыню. Какая работа обломится мне за минуты?

- Вил, я очень хочу пить, - одышливо прошептала Верити. Губы пересохли, её знобило.

- Сейчас, сбегаю, куплю, - ложь царапала горло. - Я мигом, туда и обратно. Потерпи немножко.

Потрогав лоб Верити, я будто до жаровни дотронулась, но зажатая в кулаке монета жгла куда сильнее. Мамочка, что же делать?! И кто-то более циничный и жестокий внутри напомнил, что, даже будь она жива, мать ничем бы не помогла своим дочерям. Она спряталась в смерть ото всех бед.

Я не могу последовать её примеру. У меня есть... есть обязательства.

- Я люблю тебя, Вил, - улыбнулась Верити. Так светло и радостно...

Господи, я и не знала, что она умеет так улыбаться. Она никогда не говорила первая этих слов. Это была моя реплика из моей роли. Она всегда отвечала только: "И я тебя, сестрёнка". Она всегда избегала слово "любовь".

- И я люблю тебя, Верити.

Что-то надорвалось внутри. Гениальный хирург, не вскрывая грудной клетки, провёл тончайших надрез по сердцу. Настолько острым скальпелем, лёгкой и уверенной рукой творца... что, даже без анестезии... эта боль показалась сладкой.

Эйфория. Очищение. Откровение. Если бы я могла смотреть иначе, другими глазами, увидела бы, что эти слова кровью пошли из моего горла.

- Я скоро, - просипела и, спотыкаясь, вывалилась из бункера.

Между лопаток настиг, как выстрел - навылет, насмерть, - взгляд Верити.

Не было смысла идти в Чистилище. Бесполезная монета выпала из ладони. Я шаталась по катакомбам как помешанная, без цели, без маршрута, заходя в тупики, натыкаясь на стены, сворачивая в закоулки, словно в поисках чего-то... чего-то... Где-то ещё жужжали под потолком длинные лампы, где-то давно поселилась темнота; свет и тень сменялись, жгли глаза, но я была одно что слепая, мне было всё равно.

Состояние доведённого до предела отчаяния, обострение внутренних чувств, которые душили, распирали, бились, ища выход наружу. Я была для них слишком тесным и хрупким сосудом. Я была полной. Переполненной. Всё, что уничтожало меня на протяжении нескольких месяцев, всё, что накапливалось - капля за каплей... Я тону. Тону.

"Тот, кому суждено утонуть, не разобьётся", - улыбается дядюшка Адам.

- Мне суждено, мне!

"Мне бы столько воды, - смеётся Верити. - Я бы умерла счастливой".

- Наша мать не утонула, - зачем-то возражаю ей. - Она повесилась на своём шарфе.

"Одна ты не выживешь", - с жалостью смотрит дядюшка Адам и сокрушённо качает головой.

- Со мной Верити. И вы... - Что-то в этом утверждении кажется неправильным. Но я не могу понять, что.

"Тебе нужен защитник, сильный мужчина", - опять принимается за своё упрямый старик.

Меня осеняет. Ублюдок! Он дал мне золотой баррель за пролитый серебряный галлон. Что ему стоит?..

"Я тебе в таких делах больше не помощник", - напоминает он, и надежда разлетается водяной пылью.

"Некогда жила одна девочка, которая плакала так долго и безутешно, что её слёзы образовали целое озеро чистейшей прозрачной воды", - нараспев вещает дядюшка Адам.

- Это вода во всём виновата! - Кричу ему в ответ. - Если бы она была чистой...