Город без войны

– Не всякая мысль правда, – заметил Шиз.

– Витька, а ты будущее не предсказываешь?

– Я не гляжу в будущее, мне хватает и настоящего. В конце-концов будущее – это всегда смерть, а настоящее – это жизнь. Если ты понимаешь, конечно.

– Ты всё время нудишь о смерти, тот умрёт, этот. Ну и повесился бы сам, кто тебе не даёт, – усмехнулся Сашка.

– Не время. И мне не время, и тебе не время. Следующими будем не мы, мы будем по­следними.

– Нет, Шиз, если кто и следующий, это, наверное, я. Я жить не хочу, ус­тал сильно.

– Молись, проси Бога забрать тебя, – Шиз докуривал косяк, но никакого действия не было заметно.

– Ты зря в него веришь, Витька, – сказал Сашка. – Я думаю, нет его.

– Господи, Боже, иже еси на небеси, да светится имя твое, да приидет царствие твое. К тебе взываю. Спаси, Господи, душу раба твоего Александра, – обратился Шиз к потолку. – Дай ему успокоения и подари забвение его разуму. Придай ему силы для веры и открой ему глаза, ибо он слеп. Направь его на путь истинный и огради от слабостей…

Сашка смотрел на Шиза удивлёнными глазами и чувствовал, как по спине бегут мурашки.

– Спаси, Господи, нас грешников и помилуй, ибо не ведаем, что творим, – продолжил Шиз. Самокрутка в его повисшей руке тлела, и Сашке казалось, что это горит восковая свеча. Витька ещё что-то бубнил, но Сашка уже ничего не слышал, он как будто улетел из их облезлой комнаты. Ему было легко и спокойно, мысли куда-то пропали, и приятно кружилась голова…

– Понял, Ерхов? – громкий Витькин голос показался Сашке грубым и неуместным. – Вот так примерно и надо молиться, чтобы Бог тебя услышал. Смотри, у тебя чайник выкипает.

Сашка сдёрнул кипящую воду с огня, перенёс на подоконник и повернулся к Шизу. Тот налил кипятка в Сашкину кружку и начал пить из неё сам, шмыгая носом. «Он ненормальный или нет?» – в который раз подумал Сашка, забираясь на свою лежанку. Почему-то дико захотелось спать.

Проснулся Сашка уже среди ночи. Кеша с Павликом сладко посапывали в своих постелях. Ночной холод ещё не успел вытеснить из комнаты тепло, поэтому под одеялом было прият­но. Сашка ещё немного поворочался и вдруг подумал: «Счастливый Кеша. Скоро женится». Он представил Кешу на заднем сидении в автобусе, который, рыча и вибрируя, ехал по степной дороге. Рядом сидела Катя и сам Сашка, на коленях у него сидел Павлик в гимназической форме. Кеша был в нарядном костюме: великолепный сиреневый пиджак, чёрные блестящие брюки. На голове был напялен танкистский шлем. Кеша глупо улыбался. Катя бы­ла в чёрном платье, голова была покрыта белой фатой.

– Куда мы едем? – спросил Павлик.

– На ферму, – ответил Кеша. – Там отпразднуем. Я уже пригласил всех: Женьку, Макса, Юрика, Хныка, Волка.

– Волк не придёт, – объявил водитель автобуса, и Сашка узнал бесстрастный голос Витьки. – Спаси, Господи, душу рабы твоей Катерины, дай ей успокоение и подари забвение её разу­му. Осталось десять.

Кеша плакал, вытирая слёзы шлемом. Кати не было рядом.

– Она меня бросила!!! – кричал он. – Все вы меня бросаете!!!

– Не плачь, Кеша, – утешали его Сашка и Павлик.

Тут Сашка заметил, что автобус никуда не едет, а стоит посередине кладбища, того са­мого, где похоронена его мать. Точнее, стоял не автобус, а только остов от него, обгорелый и дымящийся. Всё кладбище было затянуто туманом, влажным и холодным.

– Свадьба!!! Свадьба!!! – радостно прокричал Павлик и убежал куда-то.

Подбежал живёхонький Хнык и, протянув ладонь, показал на ней перочинный ножик.

– Это мне Кеша подарил, – сказал он. Сашка порадовался вместе с ним, с удивлением за­метив, что рука у Хныка вовсе не холодная.

Подошёл Краев в военной форме.

– Я тебе одно место присмотрел, – сказал он, улыбаясь. – Нужно тебе уходить из штурмовиков. Будешь жить у нас.

– Правда, Сашенька, оставайся у нас, – послышался голос Катиной мамы за спиной.

– Я не могу, – Сашка повернулся назад, но там никого не было. Исчез и Краев.

На окутанном пеленой тумана кладбище стояла тишина. Сквозь полумрак мутно проступали могильные плиты. Сашка, борясь со страхом, пошёл туда, где плит было особенно много. Явственно ощущая ногами грязь, он не слышал, как ноги по этой грязи ступают. Словно туман забирал все звуки. Жутковатое ощущение чего-то не­приятного вдруг охватило его. Страх постепенно выбирался из закоулков сознания, до самых кончиков волос, до тошноты. Туман гостеприимно разевал свою липкую, водянистую пасть. Надгробья казались зубами, которые вот-вот начнут его жевать. Сашка крикнул, никто не ответил. Стояла тишина. Он медленно шёл дальше, под нависавший тяжёлой горой туман… Вдруг впереди показались тёмные пятна, которые шевелились. Сашка в ужасе остановил­ся. Пятна тоже перестали шевелиться. Сашка сделал шаг, потом другой, третий. Страх начал отступать, стало даже любопытно: что же там впереди. Проступили контуры людей. Явно различимы были Витька, Женька, Уксус. Они стояли возле грубо сколоченного гроба, в котором лежал человек, скрытый от Сашки туманом.

– Всё по воле чёрного разума, – бубнил Шиз, а Юрик играл на балалайке очень печальную музыку.