Город без войны

Сашка посидел у пролома, бросил в него кусок камешек, валявшийся под ногами. И вдруг вспомнил давнюю Шизову фразу: «Когда рушится камень – это ерунда, когда рушатся души – это конец». Тогда он ничего не понял, а ведь Шиз был прав! Вот почему всё так плохо. Потому что души вокруг разрушены. Поэтому никому не нужен город с белыми домами. О нём просто не думают. Даже он сам не думал о мирном городе уже давно. Сашка встал. Неужели это правда? Город не нужен никому. Иначе его бы построили уже давно. Тысячи здоровых людей, собрали бы по кирпичу и построили… И не воевали. Он просто им не нужен, как сырым тучам не нужен ветер.И ничего вокруг не изменится. И он, Сашка, будет просто командором в этих развалинах. Пока не погибнет на боёвке… Или пока Уксусу не покажется, что он выпендривается. Сашка встал. Захотелось напиться, чтобы дурные мысли не лезли в голову. Но он ведь обещал, слово дал. Да и зачем? Рано или поздно выпивка кончится и придётся снова видеть разруху вокруг…

28.

Пока Сашка разбирался с тем, что должен и чего не должен делать командор, бригада продолжала жить своей жизнью. Кеша с утра до вечера пропадал в городе, но клялся, что не у Кати, а занимается какими-то важными делами, Юра уходил вместе с Кешей, но в центре не задерживался, а довольно скоро возвращался, как правило, принося с собой что-нибудь съестное, прихваченное у одной из подруг. Павлик как привязанный ходил за Псом, по несчастью прочитавшим ему какую-то случайно сохранившуюся у него детскую книгу, и требовал почитать ему что-нибудь ещё. Пёс сначала отбивался, а потом нашёл сборник речей Главы и этим, пожалуй, совсем отбил у Павлика охоту слушать книжки. Читать сам мальчишка, естественно, не умел, да и букв не знал. Он оказался похож на Кешу стремлением стянуть то, что плохо лежит, и на Хныка – своим поскуливанием, если его разоблачали. Первые несколько ночей Павлик плохо спал, просыпался среди ночи от собственного крика, и Саше приходилось его успокаивать. Потом всё наладилось. Домой Павлик не просился совсем.

Ещё одной неожиданной привилегией командора оказался бесплатный доступ к телефону в штабе и в баре штурмовиков. И Сашка позвонил Кате. Разговор по телефону клеился ещё хуже, чем обычно, но Сашка, выслушав Катины тоскливые вздохи, вновь пообещал явиться в свой день рождения и похвастался, что теперь командор, чему Катя не обрадовалась, а начала просить его уйти из штурмовиков, на чём беседа скомкалась окончательно. Положив трубку, Сашка подумал, что Катя не уважает простых солдат, а это плохо. Неужели она такая же, как и все в центре? Зачем же тогда вешаться ему на шею? Он ведь штурмовик. «Странный народ – девушки», – решил Сашка.

Четвёртого числа Кеша вдруг вернулся из центра раньше обычного и гордо сообщил Сашке:

– Всё, договорился! Покупаю мастерскую в центре. Ремонт аппаратуры. Выгодное дело: новую-то не производят, а люди и радио хотят и магнитофоны. Мужик больше тысячи за неё требовал, но я цену сбил. И ещё там недалеко комнату можно снять задёшево.

– Поздравляю, – пробормотал Сашка, – так ты что, от нас тоже уходишь?

– Ухожу, – подтвердил Кеша, – я, Сань, после той боёвки чёртовой вообще больше автомат видеть не могу. И потом, Катя ведь не хочет, чтобы у неё муж был военный. А я на ней скоро женюсь.

– А ты уверен, что она согласится?

– Конечно. Сначала, может, поотпирается, а потом согласится, точняк! Тебе она не нужна, куда ей теперь? Опять же, отец у неё погиб, кто-то должен девушку обеспечивать. Они в та­кой ситуации быстро замуж выскакивают.

– Кеша, а тебе того, не рано жениться?

– Это тебе, Санёк, рано, а мне весной восемнадцать исполнится. Понял, малолетний?

– Понял, – сказал Сашка. – Только Катя за тебя не пойдёт. Спорю хоть на сто марок!

– У тебя таких денег нет, – отмахнулся Кеша и спросил: – А ты завтра чё делаешь?

– Вообще-то я Катьке прийти обещал, но, если ты её за­муж звать собрался, не пойду.

– Да нет, сходи напоследок, у тебя вроде день рождения, – великодушно разрешил Кеша.

Кеша ушёл, а Сашка думал, что что-то не так. Хотя сам раньше хотел, чтобы Катя предпочла Кешу, всё равно что-то выходило неправильно. А может, он просто боялся остаться в бригаде ещё и без Кеши. Всё-таки тот был другом, а женится – даже в гости звать не станет. Точно, не станет. Чтобы Катю не волновать. Сашка поставил на огонь чайник, лёг, укрылся одеялом и представил Катю в красивом платье с фатой, а Кешу – в гражданском костюме. «А потом у них будут дети», – подумал Сашка, и стало совсем тоскливо.

В комнату зашёл Шиз, поставил свой чайник рядом с Сашкиным, достал немного трав­ки и начал набивать косячок.

– Наглый ты, Витька, – равнодушно заметил Сашка. – Припёрся к командору без стука и на его глазах наркоманишь. Между прочим, скоро Павлик от Пса придёт.

Витька посмотрел на него задумчиво, закурил.

– Слушай, Шиз, а что такое любовь? – спросил Сашка, не особо ожидая ответа.

– Болезнь, – твёрдо заявил Витька. – И лекарство от неё – смерть. Ты, надеюсь, не влюбился?

– Не знаю, вот хотел у тебя спросить. Но думаю, что любовь – не то, что чувствую я.