Она взяла с железной печки кастрюлю и принесла ее к столу, наполнила для капитана большую кружку, а когда Рэйн подвинул свою на середину стола, налила и ему тоже. Лефтрин посмотрел на Старшего, сидевшего напротив, — донельзя усталого и взволнованного. Рэйн Хупрус так нуждался в помощи капитана и его корабля, чтобы спасти своего новорожденного сына. Но в истории, которую поведал его двоюродный брат, упоминались калсидийские шпионы, и Лефтрин подозревал, что знает по крайней мере одного из них. И если он сейчас открыто бросит Синаду Ариху вызов, то можно только догадываться, что тот предпримет в ответ. Расскажет, что Лефтрин незаконно использовал диводрево, чтобы усовершенствовать свой корабль? Или что именно капитан тайно провез Ариха вверх по реке Дождевых чащоб? А это поставит под удар не только самого Лефтрина, но и всю команду…
Его люди сделали все, чтобы сохранить тайну корабля. В то время они просто приняли выбор капитана, безоговорочно поддержав его. Когда же калсидиец исчез со Смоляного, никто не задал ни единого вопроса. Но сейчас все невольно чувствовали себя виноватыми: их стремление обезопасить себя обернулось против них же самих. Скрывая один проступок, Лефтрин совершил другой, и вряд ли этому можно найти оправдания. Страшно представить, какой шум поднимется в Дождевых чащобах, если об этом станет известно. А что скажет Элис, когда все узнает? А Рэйн и Тилламон небось и не догадываются о его переживаниях.
Скелли неуверенно проговорила:
— Но Малта не совершила ничего плохого. Это калсидийцы собирались убить ее и ребенка. Почему бы нам просто не пойти в Совет торговцев? Разве мы не обязаны предупредить их? Пусть поймают второго злодея!
Капитан кинул на Скелли предостерегающий взгляд. Лучше бы ей успокоиться и помолчать. И пояснил:
— Совет подкуплен.
Теперь Лефтрин был абсолютно уверен в этом. Кто-то умышленно закрывает глаза на присутствие здесь калсидийцев. Кассарик — город небольшой. И если, как сказала Малта, шпионы спокойно перемещаются туда-сюда, закупают товары, а один из них живет в борделе, то власти просто не могут об этом не знать. И значит, у калсидийцев есть покровители, которых они либо подкупили, либо шантажируют.
— Неужели весь Совет? — ужаснулся Рэйн.
— Возможно, и не весь. Но мы этого не знаем наверняка, а если вдруг обратимся не к тому человеку, то окажемся в ловушке.
— И время дорого, — заметила Беллин. — Если калсидийцы бывают в городе, а члены Совета ничего не предпринимают, значит им это выгодно. А Смоляной ясно выразился: пока он сохраняет жизнь ребенку, но чем раньше мы найдем для малыша дракона, тем лучше.
Лефтрин отхлебнул кофе и сказал:
— Интересно, как именно дракон может помочь мальчику?
На самом деле он прекрасно помнил, каким образом драконы изменяли своих хранителей, давая им выпить своей крови или съесть чешуйку. Но не хотел раскрывать их тайны. И в любом случае лучше говорить об этом, чем о том, как низко пал Совет Кассарика. Торговля с Калсидой под запретом, и он знал, на какой риск идет, когда был вынужден переправить Ариха вверх по реке. Но убивать драконов и продавать их плоть — это было еще худшим преступлением, нарушением договора с Тинтальей. Да раньше мысль о подобном кощунстве никому даже в голову прийти не могла. Страшно представить, что же такое творится в Дождевых чащобах! Поэтому гораздо удобнее обсуждать, зачем новорожденному ребенку нужен дракон, чем мучиться над вопросом: что могло заставить человека предать свой народ?
Рэйн, ничего не ведавший о душевных терзаниях капитана, попытался ответить на его вопрос:
— Я и сам не до конца все понимаю. — Он вздохнул. — Мы с Малтой и ее братом Сельденом изменились из-за того, что драконица Тинталья приблизила нас к себе. Но у нас были годы, чтобы это хорошенько обдумать и обсудить. Мы считаем, что жизнь рядом с драконами или с артефактами из городов Старшей расы меняет людей, даже младенцев в утробах матерей. Но Тинталья пристально следила за происходящими с нами переменами, и вместо традиционного наследия Дождевых чащоб — уродства и ранней смерти — она наградила нас изяществом и красотой. И возможно, даже более долгой жизнью, хотя этого мы пока не знаем наверняка. — Рэйн снова вздохнул, на этот раз еще более тяжко. — Мы считали это благословением. Вплоть до недавнего времени. Я надеялся, что наш сын унаследует все преимущества родителей. Малта, правда, питала меньше надежды, чем я, и ее опасения оправдались. Наш мальчик действительно сильно отмечен Дождевыми чащобами, но не в лучшую сторону: когда он родился, то был серого цвета и сначала даже не плакал. Жена подумала, что Смоляной поможет ребенку, поэтому принесла его сюда. Поскольку диводрево — это кокон невылупившегося дракона, мы надеялись, что живой корабль сможет направить изменения в теле младенца на правильный путь. Но Смоляной объяснил Малте, что это не в его силах: чтобы наш сын выжил и со временем превратился в Старшего, нужен настоящий дракон. — Рэйн замолчал и теперь просто смотрел на капитана.