— Да, наверное, ты прав. Я просто не привык к тому, что пол под ногами постоянно раскачивается. — Реддинг ждал ответа, но, поскольку Гест промолчал, широко улыбнулся и продолжил: — Думаю, что это последняя трапеза на данном этапе нашего приключения. Мы должны причалить еще до наступления темноты. Жду не дождусь, когда мы наконец-то окажемся в Трехоге. От души надеюсь, что погода станет лучше и мы сможем хоть с кем-то поговорить. Ты же знаешь, это мой первый визит в Дождевые чащобы…
— Не ожидай слишком многого — и не будешь сильно разочарован, — кисло посоветовал Гест. Он свесил с койки свои длинные ноги и медленно встал. — Сомневаюсь, что погода станет лучше! Раз уж дождь шел весь день, вряд ли он к вечеру прекратится. А что касается визита в Трехог — ха! Города Дождевых чащоб только зовутся городами. Дома, которые не стыдно назвать домами, стоят там только на нижних ветках, и их всего ничего, а выше — скворечники, а не дома, болтаются на ветках, как груши. Удобств цивилизации тут почти нет. Местные смотрят свысока на жителей Шести Герцогств и других северных стран, но, честно говоря, Дождевые чащобы и сами живут такой же захудалой и провинциальной жизнью. Единственная причина, по которой стоит сюда приезжать, — это покупка изделий работы Старших. Только ими города Дождевых чащоб и живут.
Гест подошел к маленькому столику и уселся на стул. Реддинг сразу же плюхнулся напротив и развернул на коленях салфетку. Очевидно, он, как всегда, был голоден. Он жадно облизнулся и совершенно не скрывал своего вожделения при виде накрытого стола. Этот человек откровенно потакал своим низменным инстинктам, даже не пытаясь прикрыть воспитанием непомерный аппетит. Его алчность и потрясающая беспринципность во всем поначалу заинтриговали Геста: после стольких лет, проведенных в обществе сдержанного и обладающего прекрасными манерами Седрика, хотелось чего-то новенького. Но в последнее время угодливость Реддинга вкупе с постоянными выклянчиваниями денег и дорогостоящих подарков стали его раздражать.
Этот тип был напрочь лишен стыда, и именно поэтому вертеть им было гораздо сложнее, чем Седриком. На того действовали даже намеки и скрытые угрозы, а нового любовника ничем не проймешь… Словом, Реддинг, который так и не смог заменить Гесту Седрика, начал ему надоедать. И в это путешествие Гест взял его с собой лишь потому, что просто не успел за столь короткое время найти себе другого попутчика. Ну и еще Гесту было приятно представлять, как взбесится отец, когда ему придется оплачивать счет за двухместную каюту.
Гест налил себе чая и приподнял крышку на первом блюде. Покачал головой, в очередной раз удивляясь: ну почему они даже не потрудились подогреть пищу? На протяжении всего путешествия меню изо дня в день оставалось неизменным. На первом блюде лежали ломти черного хлеба, смазанные маслом и подслащенные патокой. На втором — кусочки ветчины, нарезанный клинышками сыр и полдюжины небольших сосисок. Третье блюдо Гест даже не стал открывать. Наверняка там был отварной картофель. Ему настолько осточертел однообразный рацион, что он не смог заставить себя положить хоть что-то на тарелку, а вот у Реддинга такой проблемы, похоже, не было. Он накладывал себе еду быстро, словно боясь, что его сотрапезник съест больше того, что ему причитается, и сразу же набил полный рот. Гест уныло отхлебнул чай. Чуть тепленький. Жаловаться бесполезно.
Ничего, через несколько часов корабль причалит, и Гест найдет подходящее жилье в Трехоге. Еще один день потратит на то, чтобы разобраться с тем, что за кашу заварил проклятый Седрик. В Трехоге Гест сперва хорошенько поест и нормально выспится, а потом уже постарается выполнить то неприятное поручение, которое дал ему безымянный калсидийский убийца. При одном лишь воспоминании об этом типе желудок Геста завязался узлом. Боль, позор, унижение…
Он нанес ему второй визит, когда Гест понял, что отравился ядом, подмешанным в чай. Чед тогда так и не появился на слабые крики хозяина о помощи. Зато пришел кое-кто другой. Этот гнусный калсидиец ввалился в кабинет с таким самоуверенным видом, как будто дом принадлежал ему, и с улыбкой склонился над Гестом.
— Я приехал полюбоваться, как ты умираешь, — объявил он и, подтащив одно из кресел поближе, преспокойно уселся в него и принялся наблюдать за корчащимся на полу Гестом. После этого он не произнес ни слова. Он невозмутимо смотрел, как беднягу выворачивало наизнанку, раз за разом, бесконечно долго, пока в желудке уже не осталось ни желчи, ни вообще какой-либо жидкости… Он видел и слышал, как Гест умолял о помощи, пока не охрип и не обессилел так, что не мог выдавить из себя ни звука.
И лишь тогда незваный гость поднялся, как будто только того и ждал, и вытащил из кармана жилета крошечную стеклянную колбочку, на дне которой плескалась голубоватая жидкость.