– Пролом наблюдает за такими окраинами, – сказал Ашил. – У нас есть камеры. Мы бы увидели любого, кто появился в Бешеле, не придя из него же.
Буидзе отстал и не пытался за нами наблюдать, но Ашил все равно говорил так, чтобы тот не мог нас услышать. Я не сбавлял шаг.
– Орсини… – сказал я. Попасть в Уль-Кому отсюда можно, только вернувшись в раскопки Бол-Йе-ана. – Диссенсы? Ерунда. Она доставляла товар совсем не так. Вот что она делала. Вы «Большой побег»[9] смотрели?
Я подошел к краю пересеченной зоны, где заканчивалась Уль-Кома. Я, конечно, теперь был в Проломе и мог бы забрести в Бешель, если хотел, но остановился так, словно нахожусь только в Уль-Коме. Я подошел к границе пространства, которое она делила с Бешелем, туда, где Бешель ненадолго становился сплошным и отделял эту часть Уль-Комы от остальной. Я убедился в том, что Ашил за мной наблюдает. Затем изобразил, что кладу деревяшку в карман, но на самом деле засунул ее в брюки.
– Дыра в ее кармане.
Я сделал несколько шагов по пересечению и уронил деревяшку – к счастью, не посадив себе занозу – в штанину. Когда она упала на землю, я замер, словно любуясь небесами, и стал водить ногой, забрасывая деревяшку полусгнившими листьями и землей. Когда я пошел прочь, не оглядываясь, деревяшка исчезла, стала невидимой – если не знать, что она лежит там.
– Когда она уходит, кто-то в Бешеле – или, чтобы вы ничего не заподозрили, тот, кто похож на человека в Бешеле, приходит сюда, – сказал я. – Стоит здесь и смотрит на небо. Ковыряет землю ногой. Что-то выкапывает. На минуту присаживается на камень, касается земли, кладет что-то в карман. Махалия не берет недавние находки, потому что их только что положили в шкаф, они слишком заметны. Но когда она запирает склад, она открывает
Я повернулся и медленно посмотрел по сторонам.
– Тебе кажется, что за тобой следят? – спросил Ашил.
– А вам?
Очень долгая пауза.
– Не знаю.
– Орсини. Как же я от всего этого устал, честно, – сказал я и снова повернулся.
– О чем ты думаешь? – спросил Ашил.
Донесшийся из леса собачий лай заставил нас обернуться. Собака находилась в Бешеле. Я был готов ее не-слышать, но, разумеется, не был обязан это делать.
Это был лабрадор, темный дружелюбный зверь – он что-то нюхал в кустах, а затем побежал к нам. Ашил протянул ему руку. Появился его владелец, удивленно улыбнулся, затем в смятении отвел взгляд и позвал собаку. Она пошла к нему, оглядываясь на нас. Он пытался развидеть нас, но невольно поглядывал в нашу сторону – вероятно, думая о том, почему мы так рискуем, играя с собакой в этой нестабильной точке города. Когда Ашил посмотрел на него, человек отвел взгляд. Наверное, он понял, где мы и кто мы.
По данным каталога, деревяшка замещала латунную трубу с шестернями внутри. Кроме нее, пропали еще три предмета из ранних раскопок – клешня лобстера, сжимавшая примитивный часовой механизм, ржавый предмет, похожий на крошечный секстант, пригоршня гвоздей и винтов. Вместо них в куски ткани были завернуты смятая бумага, камни, нога куклы.
Мы осмотрели землю на той окраинной зоне. Нашли ямки, следы почти замерзшие остатки цветов, но никаких закопанных бесценных сокровищ Эпохи предшественников. Их уже давно забрали. Продать их никто не мог.
– Значит, это пролом, – сказал я. – Откуда бы ни пришли эти орсинийцы и куда бы ни ушли, в Уль-Коме они забрать эти вещи не могли, значит, они взяли их в Бешеле. Ну, может, с их точки зрения, они вообще не покидали Орсини. Но для большинства людей эти вещи были оставлены в Уль-Коме и взяты в Бешеле, так что это пролом.
На обратном пути Ашил кому-то позвонил, а когда мы прибыли в наш дом, там люди Пролома спорили и быстро проводили голосование по каким-то чуждым для меня вопросам. Новые люди входили в комнату во время этой странной дискуссии, звонили по мобильникам, вмешивались в разговор. Они не выдавали эмоций, но атмосфера была напряженной.
Из обоих городов поступали сообщения; люди, зажимая трубки ладонями, негромко комментировали их.
– Всем быть начеку, – повторял Ашил. – Начинается.
Они опасались грабежей и убийств. Число небольших проломов увеличивалось. Люди Пролома старались быть повсюду, но многие случаи они упускали. Кто-то сказал, что на стенах улькомских домов стали появляться граффити в стиле бешельских художников.
– Так скверно давно уже не было… – сказал Ашил. Пока дискуссия продолжалась, он шепотом комментировал для меня происходящее: – Это Рейна, она не согласна с этим предложением… Самун думает, что даже упоминать об Орсини – значит признать свое поражение… Бион так не считает.
– Мы должны быть готовы, – сказал кто-то. – Мы на что-то наткнулись.
– Это Махалия наткнулась, а не мы, – возразил Ашил.