– Блин, мы же не товарищи, знаете ли. – Он говорил быстро, и на этот раз не на древнеиллитанском, а на своем повседневном языке.
– А с чего вдруг нам быть товарищами?
– Точно. Я не могу оставаться на линии.
– Ладно.
– Вы поняли, что это я, да? Тот, кто позвонил вам в Бешель.
– Я не был уверен.
– Угу. Считайте, что сегодняшнего звонка не было.
Я промолчал.
– Спасибо за вчера, – добавил он. – За то, что не выдали меня. Я познакомился с Марией, когда она приехала сюда.
Я уже давно не называл ее этим именем – за исключением того момента, когда Датт допрашивал объединителей.
– Она сказала, что знает наших братьев и сестер по ту сторону границы, что она работала с ними, – продолжил он. – Но вы сами знаете, что она не была одной из нас.
– Знаю. Вы направили меня по тому пути в Бешеле…
– Заткнитесь. Пожалуйста. Сначала я думал, что она из наших, но она задавала такие вопросы… Она увлекалась тем, о чем ты даже не знаешь…
– Откуда вам это известно?
– Она мне сказала. Больше никто не знает. Когда мы поняли, насколько… насколько она опасна… мы запретили ей приходить на наши собрания. Они думали, что она шпионка, но это не так.
– Вы поддерживали с ней связь. – Он промолчал. – Но почему? Если она была так…
– Я… Она…
– Почему вы позвонили мне в Бешель?
– Она заслуживала большего, чем земля горшечника.
Меня удивило то, что он знает это древнее выражение, обозначавшее кладбище для бедняков и бродяг.
– Вы были вместе, Ярис? – спросил я.
– Я почти ничего о ней не знал. Никогда ее не расспрашивал. Никогда не видел ее друзей. Мы действуем осторожно. Но она рассказывала мне про Орсини. Показывала все свои записи. Она… Слушайте, Борлу, вы мне не поверите, но она
– Диссенсы?
– Нет. Заткнитесь. Не оспариваемые: места, которые в Уль-Коме все считают бешельскими, а все в Бешеле – улькомскими. Они ни там, ни там. Они – Орсини. Она их нашла. Говорила, что она помогает.
– Чем? – спросил я наконец, когда молчание слишком затянулось.
– Я мало что знаю. Она их спасала. Им что-то нужно. Так она сказала. Но когда я спросил: «Откуда ты знаешь, что Орсини на нашей стороне?», она просто рассмеялась и ответила: «Они не на нашей стороне». Она мало говорила на эту тему. Я не хотел ничего знать. Она вообще об этом не говорила. Я подумал, что она переходит в одном из этих мест, но…
– Когда вы видели ее в последний раз?
– Не знаю. За несколько дней до того, как она… до того. Слушайте, Борлу, вы должны знать вот что: она знала, что ей грозит опасность. В последний раз она очень разозлилась и расстроилась, когда я упомянул про Орсини. Она сказала, что я ничего не понимаю. Что она не знает, возмещает ли она ущерб или совершает преступление.
– Что это значит?
– Я не знаю. Она сказала, что Пролом – это
– Что, по-вашему, это означает?
– Что вы знаете про Орсини, Борлу? Почему люди думают, что связываться с Орсини – это безопасно? Вот вы могли бы скрываться в течение многих веков? Угождать всем? Клянусь Светом! По-моему, она влипла в какую-то историю, работая на Орсини. Наверное, эти паразиты убедили ее в том, что она им помогает, но она что-то про них узнала, и тогда они ее
– А вы?
– А что я? Я в жопе. Ее больше нет, значит, и меня не станет. Уль-Кома пусть катится ко всем чертям, и Бешель тоже, и долбаный Орсини. Я звоню, чтобы попрощаться. Слышите стук колес? Через минуту, когда мы закончим, телефон полетит из окна. Сайонара. Этот звонок – мой подарок на прощанье, ради нее.
Последние слова он уже шептал. Когда я понял, что связь разорвалась, я попытался ему перезвонить, но номер был заблокирован.
Я долго, слишком долго тер глаза. Я делал пометки на бумаге с логотипом гостиницы – не для того, чтобы потом в них разбираться, а просто чтобы упорядочить мысли. Я составил список людей. Я прикинул время в других часовых поясах. Я набрал международный номер на телефоне.
– Миссис Джири?
– Кто это?
– Миссис Джири, это Тиадор Борлу. Из бешельской полиции. – Она промолчала. – Мы… Могу я узнать, как дела у мистера Джири?
Я босиком подошел к окну.
– Он в порядке, – ответила она наконец. – Он злится.