Город и псы

Лейтенант Гамбоа вышел из своей комнаты и широким шагом пересек плац. В учебном корпусе Питалуга, дежурный офицер, как раз давал свисток: только что закончился первый урок. Кадеты были в классах: об их присутствии свидетельствовал сейсмический рокот, он долетал через серые стены и по кругу оседал над двором, словно звук был живым чудищем. Гамбоа с минуту постоял у лестницы и пошел в учительскую. Там сидел сержант Песоа, уткнувшись вытянутым лицом в тетрадь. Подозрительные глазки бегали по страницам.

– Идемте, Песоа.

Сержант пошел за ним, пальцем приглаживая редкие усы. Ноги он ставил широко, как кавалерист. Гамбоа его ценил: он был расторопный, предупредительный и здорово работал на полевых занятиях.

– После уроков соберите первый взвод на стадионе. Пусть возьмут винтовки.

– Проверка оружия, господин лейтенант?

– Нет. Я хочу, чтобы они выстроились ударными группами. А скажите, Песоа, на последних полевых ведь построение не менялось? Я имею в виду, наступали они в обычном порядке: сначала первая группа, потом вторая, а в конце третья?

– Нет, господин лейтенант. Наоборот: капитан, когда давал указания, велел поставить в голову самых мелких.

– Ах да, правда, – сказал Гамбоа. – Хорошо. Жду вас на стадионе.

Сержант отдал честь и ушел. Гамбоа вернулся в общежитие. Утро стояло ясное, сырости почти не чувствовалось. Ветерок едва шевелил траву на пустыре, викунья резво скакала кругами. Скоро лето: училище опустеет, жизнь будет тянуться однообразно, дежурства станут короче, вольнее; он сможет трижды в неделю ходить на пляж. Жена к тому времени оправится, будут гулять с ребенком в коляске. И времени на учебу будет больше. Восемь месяцев – не так уж много на подготовку к экзамену. Говорят, в капитаны пройдет только двадцать человек. А претендентов двести.

Он вошел в канцелярию. Капитан сидел за своим столом и не поднял головы. Минуту спустя, просматривая планы полевых занятий, Гамбоа услышал:

– Ну так что, лейтенант?

– Да, господин капитан?

– Что думаете? – Капитан Гарридо хмуро смотрел на него. Гамбоа поколебался.

– Не знаю, господин капитан, – сказал он, – трудно сказать. Я начал расследование. Может, что-то и пойму.

– Я не об этом, – сказал капитан, – я о последствиях. Вы о них подумали?

– Да, – сказал Гамбоа, – могут оказаться серьезными.

– Серьезными? – капитан усмехнулся. – Вы помните, что этот батальон под моим началом, а вы ответственны за первую роту? Что бы ни случилось, крышка в первую очередь – нам с вами.

– Об этом я тоже подумал, господин капитан, – сказал Гамбоа. – Вы правы. Я не в восторге от такой перспективы, можете поверить.

– Когда у вас повышение?

– В следующем году.

– И у меня. Экзамены будут сложные, мест с каждым годом все меньше. Давайте начистоту, Гамбоа. У нас с вами безупречные послужные списки. Без единого пятнышка. А всю вину свалят на нас. Этот кадет чувствует, что вы его поддерживаете. Поговорите с ним. Убедите его. Лучше всего забыть об этом деле.

Гамбоа посмотрел капитану Гарридо в глаза.

– Могу я говорить с вами откровенно, господин капитан?

– Я как раз откровенно с вами и говорю, Гамбоа. Как с другом, не как с подчиненным.

Гамбоа отложил документы на полку и подошел к столу капитана.

– Я не меньше вашего жду повышения, господин капитан. И сделаю все возможное, чтобы его получить. Знаете, я не хотел, чтобы меня сюда распределяли. Я с этими мальчиками чувствую себя не совсем в армии. Но если я чему и научился в академии – так это тому, как важна дисциплина. Без нее все рушится, все портится. В нашей стране все так, как есть, именно потому, что нет ни дисциплины, ни порядка. Если этого парнишку действительно убили, если про спиртное, торговлю экзаменами и все остальное – правда, я чувствую свою ответственность, господин капитан. И считаю, что обязан узнать, правда это или нет.

– Вы преувеличиваете, Гамбоа, – сказал капитан, слегка удивленно. Он начал шагать по комнате, как во время разговора с Альберто. – Я не стремлюсь все замять. За экзамены, за выпивку надо, само собой, наказать. Но не забывайте: первое, чему учат в армии, – быть мужчиной. А мужчины курят, напиваются, ходят в самоволки, трахают баб. Кадеты знают, что, если их поймают, им грозит отчисление. Нескольких уже и отчислили. А кого не поймали – те, значит, сообразительные. Чтобы стать мужчиной, нужно рисковать, проявлять отвагу. Это и есть армия, Гамбоа, – не только дисциплина. Но и дерзость, и хитрость. Однако об этом мы можем поговорить позже. Меня беспокоит другое. Дело совершенно идиотское. Но если дойдет до полковника, нас все равно могут ждать крупные неприятности.

– Простите, господин капитан, – сказал Гамбоа – я с вами согласен: кадеты моей роты могут творить все, что угодно, пока я не в курсе. Но я не могу закрывать глаза на то, что знаю, – иначе я буду чувствовать себя соучастником. Сейчас я знаю, что что-то не так. Кадет Фернандес просветил меня: три взвода, оказывается, насмехались надо мной все это время, водили меня за нос в свое удовольствие.