Город и псы

При виде Гамбоа солдат встал, вытащил ключ и развернулся, чтобы отпереть дверь, но лейтенант жестом остановил его, забрал ключ и сказал: «Идите в гауптвахту и оставьте меня с кадетом одного». Арестантская для солдат находится за курятником, между стадионом и оградой училища. Это низенькое и узкое кирпичное строение. У дверей всегда часовой, даже если в камере никого нет. Гамбоа подождал, пока солдат шел через футбольное поле в сторону казарм. Открыл дверь. В камере было довольно темно: наступал вечер, а единственное окошко напоминало, скорее, щель. В первую минуту он никого не увидел, и внезапно ему пришла мысль, что кадет сбежал. Потом обнаружил его лежащим на топчане. Присмотрелся: глаза закрыты, спит. Изучил неподвижные черты, силясь вспомнить, – бесполезно, лицо мешалось с прочими лицами, хоть и казалось смутно знакомым – не индивидуальностью своей, а зрелым не по возрасту выражением: челюсти сжаты, лоб нахмурен, подбородок раздвоенный. Солдаты и кадеты перед старшими по званию твердели лицами, но этот не знал о его присутствии. К тому же лицо было из ряда вон выходящее: не как у большинства, отличавшегося темной кожей и угловатыми чертами. Гамбоа видел перед собой белолицего парня с едва ли не русыми волосами и ресницами. Он протянул руку и положил Ягуару на плечо. И сам себе удивился: движение вышло не энергичным – коснулся мягко, словно собирался разбудить товарища. Почувствовал, как тело Ягуара под его ладонью напряглось, руку отбросило назад оттого, как резко он вскочил, но потом щелкнули каблуки: лейтенанта узнали, все вернулось в обычное русло.

– Садитесь, – сказал Гамбоа, – нам надо о многом поговорить.

Ягуар сел. Теперь лейтенант видел в сумраке его глаза – небольшие, но блестящие и пытливые. Кадет молчал и не шевелился, и в неподвижности и безмолвии сквозило нечто вызывающее, от чего Гамбоа становилось неприятно.

– Почему вы поступили в военное училище?

Ответа не последовало. Руками Ягуар крепко держался за край топчана; лицо – суровое и спокойное – не изменило выражения.

– Вас ведь насильно сюда засунули, так? – спросил Гамбоа.

– А что, господин лейтенант?

Голос точно соответствовал глазам. Слова были почтительными, произносил он их медленно, выговаривая с некоторой чувственностью, но тон выдавал скрытую заносчивость.

– Я хочу знать, – сказал Гамбоа, – зачем вы поступили в военное училище?

– Хотел стать военным.

– Хотел? – переспросил Гамбоа, – Теперь передумал?

На этот раз он уловил сомнение. Если офицер расспрашивал о планах на жизнь, все кадеты дружно отвечали, что хотят стать военными. Но Гамбоа знал, что на вступительные экзамены в Чоррильос явятся единицы.

– Пока не знаю, господин лейтенант, – ответил Ягуар несколько секунд спустя. И снова ненадолго умолк. – Может, пойду в Авиационную академию.

Прошло еще некоторое время. Они смотрели друг на друга и, казалось, чего-то ждали. Внезапно Гамбоа задал резкий вопрос:

– Вы же знаете, за что сидите в камере?

– Нет, господин лейтенант.

– Правда? Думаете, не за что было вас сажать?

– Я ничего не сделал, – твердо сказал Ягуар.

– Одного шкафчика хватило бы, – медленно проговорил Гамбоа. – Сигареты, две бутылки писко, коллекция отмычек. Этого недостаточно, по-вашему?

Лейтенант пристально смотрел на собеседника, но не замечал никаких изменений: Ягуар по-прежнему спокойно молчал. Не казался удивленным или напуганным.

– Сигареты еще ладно, – продолжал Гамбоа. – Лишение увольнения. А вот спиртное – это серьезно. Кадеты могут пить в городе, у себя дома. Но здесь не должно быть ни капли алкоголя, – он помолчал. – А кости? Не первый взвод, а игорный дом какой-то. А отмычки? Ведь что это значит? Кражи со взломом. Вы сколько шкафчиков вскрыли? Давно товарищей обворовываете?

– Я? – Гамбоа на миг стушевался; Ягуар глядел насмешливо. Не отводя глаз, он повторил: – Я?

– Да, – сказал Гамбоа, чувствуя, что его захлестывает гневом, – кто же, черт вас дери, еще?

– Все, – сказал Ягуар, – все в училище.

– Вранье, – сказал Гамбоа. – Трус!

– Я не трус, – сказал Ягуар. – Ошибаетесь, господин лейтенант.

– Вор, – добавил Гамбоа, – пьянь, игрок, да еще и трус. Я бы, знаете ли, хотел, чтобы мы были гражданскими.

– Чтобы меня избить? – спросил Ягуар.

– Нет, – ответил Гамбоа, – я бы тебя взял за ухо и доставил в исправилку. Что и следовало сделать твоим родителям. Теперь уже поздно, ты себя загубил. Помнишь, три года назад? Я приказал распустить Круг, чтобы вы прекратили играть в бандитов. Помнишь, что я сказал в тот вечер?

– Нет, – сказал Ягуар, – не помню.

– Еще как помнишь. Ну да неважно. Думал, ты такой умный? В армии такие умники, как ты, рано или поздно нарываются. Ты долго продержался. Но теперь настал твой черед.

– Почему? – спросил Ягуар. – Я ничего не сделал.

– Круг, – сказал Гамбоа. – Кража вопросов к экзаменам, кража личных вещей, нападения на кадетов старших курсов, издевательства над третьекурсниками. Знаешь, кто ты такой? Преступник.

– Неправда, – сказал Ягуар. – Я ничего не сделал. Только то, что все делают.

– Кто? – спросил Гамбоа. – Кто еще воровал вопросы?