Город и псы

– Все, – сказал Ягуар. – Не воруют те, у кого есть на что их купить. Но замешаны все.

– Фамилии, – сказал Гамбоа, – назови мне фамилии. Кто в первом взводе?

– Меня отчислят?

– Да. А может, и что похуже.

– Хорошо, – сказал Ягуар недрогнувшим голосом. – Весь первый взвод покупал вопросы к экзаменам.

– Да? – сказал Гамбоа. – И кадет Арана тоже?

– Кто, господин лейтенант?

– Арана, – повторил Гамбоа, – кадет Рикардо Арана.

– Нет, – сказал Ягуар, – он вроде никогда не покупал. Он был зубрила. Но все остальные покупали.

– За что ты убил Арану? – сказал Гамбоа. – Отвечай. Все всё знают. За что?

– Что это с вами? – сказал Ягуар. Быстро сморгнул.

– Отвечай на вопрос.

– Думаете, вы крутой мужик? – сказал Ягуар. Он приподнялся. Голос у него дрожал. – Если такой крутой – снимите погоны. Я вас не боюсь.

Гамбоа молниеносно выбросил вперед руку и схватил его за воротник рубашки, другой рукой припечатал к стене. Ягуар закашлялся, но перед этим Гамбоа ощутил будто укол в плечо: Ягуар хотел его ударить, а кулак напоролся на локоть противника и повис. Гамбоа отпустил его и отступил на шаг.

– Я могу тебя убить, – сказал он. – У меня есть на это право. Я старший по званию, а ты пытался поднять на меня руку. Но тобой займется Совет офицеров.

– Снимите погоны, – повторил Ягуар. – Вы, может, и сильнее меня, но я вас не боюсь.

– За что ты убил Арану? – сказал Гамбоа. – Кончай косить под дурачка и отвечай.

– Никого я не убивал. Почему вы так говорите? Думаете, я убийца? За что мне убивать Раба?

– Тебя сдали, – сказал Гамбоа. – Ты попал.

– Кто? – Ягуар вскочил на ноги. Глаза полыхали огнем.

– Видишь? – сказал Гамбоа. – Ты сам себя выдаешь.

– Кто сказал, что я убил Арану? – сказал Ягуар. – Вот его я точно убью.

– Выстрелил в спину, – сказал Гамбоа. – Он шел перед тобой, в двадцати метрах. Ты его подло убил. Знаешь, что за это бывает?

– Я никого не убивал. Клянусь, господин лейтенант.

– Увидим, – сказал Гамбоа. – Лучше тебе признаться.

– Мне не в чем признаваться! – выкрикнул Ягуар. – Экзамены, воровство – да. Но не я один такой. Все этим занимаются. Только самые ссыкливые платят, чтобы другие за них воровали. Но я никого не убивал. И хочу знать, кто так про меня сказал.

– Скоро узнаешь, – ответил Гамбоа, – Он тебе в лицо это скажет.

На следующий день я вернулся домой в девять утра. Мать сидела в дверях и, не шевелясь, смотрела, как я подхожу. Я сказал: «Я у друга в Чукуито ночевал». Она не ответила. И смотрела на меня как-то странно, с опаской, будто бы я ей что-то собирался сделать. Разглядывала меня с головы до ног, мне от ее взгляда не по себе становилось. Голова у меня трещала, в горле пересохло, но я не решался при ней завалиться спать. Не знал, чем заняться, открывал тетрадки и учебники, просто так, все одно они уже мне были ни к чему, рылся в ящике со всяким хламом, а она бродила за мной и пялилась. Я обернулся и сказал: «Что такое? Чего ты с меня глаз не сводишь?» И тогда она сказала: «Пропал ты. Лучше б умер». И вышла на улицу. Долго сидела на крыльце, локтями оперлась на колени, лицо закрыла руками. Я подсматривал из своей комнаты и видел, какая у нее дырявая штопаная кофта, шея вся в морщинах, голова лохматая. Тихонько подошел к ней и сказал: «Если ты обиделась, прости меня». Она на меня глянула: лицо тоже все в морщинах, из одной ноздри растут седые волосы, рот раскрыт, зубов не хватает. «У Бога прощения проси, – сказала она. – Хотя не знаю – есть ли смысл. Ты уже пропащий». – «Хочешь, кое-что тебе пообещаю?» – спросил я. А она ответила: «А зачем? У тебя на лице написана твоя погибель. Иди лучше проспись».