Сигруд кивает — мол, без проблем. Смогу.
— Нижние этажи крепости сейчас пусты. Всех отправили на стены, к береговым батареям.
Она качает головой:
— Во имя всех морей, он действительно решил принять бой… Ну что, пойдем. Если не отыщешь мечи, поднимайся к комнатам Бисвала. Если я не найду, спущусь к тебе в лаборатории. Как тебе такой вариант?
Он кивает.
— Тогда идем. Главная лестница — в той стороне.
Они идут по коридору. Мулагеш с «каруселью» наготове тихонько открывает дверь.
Потом смотрит на то, что за ней, и бледнеет:
— Во имя всех морей…
— Что? — спрашивает Сигруд у нее за спиной. — Что там?
Она оборачивается:
— А ты не знаешь?
— А должен?
Она морщится и открывает дверь настежь. У подножия лестницы лежат четыре трупа. Все — сайпурские солдаты, все обезображены и истерзаны. Одному выпустили кишки, другого разорвали на части. Один солдат сидит в углу, из живота торчит штык винташа. У одного трупа, женщины, на щеке и шее следы укусов.
Сигруд ошеломленно созерцает картину бойни:
— Это… это я сделал?
Мулагеш не отвечает — смысл? Его же убьют теперь. Наверняка же есть свидетели. Они никогда не простят ему это, никогда не забудут. Проклятье, даже ей трудно такое простить…
И тут раздается вой сирен: низкий, мощный сигнал тревоги эхом гуляет по коридорам крепости. От этих звуков волосы Мулагеш встают дыбом.
Сигруд смотрит в потолок:
— Что это?
Мулагеш прислушивается: к вою присоединяются все новые сирены, и теперь они верещат хором.
— О нет, — тихо говорит она. — Ох, нет, нет, нет…
— Что это?
— Проклятье! Будь оно все проклято! Это значит, что корабли уже на подходе!
— Вуртьястанские корабли?
— Да, демон побери! Это значит, даже если бы мы уничтожили мечи, уже слишком поздно!
— Какие теперь у нас есть варианты?
Мулагеш сначала решает не отвечать: вторжение уже идет, и теперь им остается одно — сражаться и умереть, проиграв бой. Однако потом… какие там были последние слова Тинадеши? Это знак, символ. К нему можно подобрать ключ, развернуть его, по-разному понять… Он на многое сгодится, если его правильно использовать. Если о нем правильно думать.
— Все наши карты биты, — тихо говорит она. — Кроме одной. Но я даже отдаленно не представляю, что мне с ним делать.
— Делать с чем? — удивляется Сигруд.
Она смотрит на него и решительно, играя скулами, говорит:
— Меч Вуртьи.
И описывает, как тот выглядит.
— И что ты будешь делать с этим мечом?
— Я не уверена… но знаю наверняка, что это оружие ужасной разрушительной силы. Я просто не понимаю, как его активировать… Может, чтобы он заработал, нужно подойти близко к адептам — не знаю, он же частично и на них замкнут. Но если Бисвал его забрал, высок шанс, что он лежит там же, где остальные мечи. То есть мы опять приходим к тому же: лаборатории и личные комнаты Бисвала.
— Значит, план не поменялся.
— Ох, нет, еще как поменялся! — говорит Мулагеш. — Нам нужно в два раза быстрее шевелить ножками! Вперед!
Мулагеш то и дело оглядывается, пока поднимается по лестницам в комнаты Бисвала. Подкрадываться сложно — все эти сирены продолжают завывать, из-за них не услышишь, есть кто впереди либо позади или нет. Но пока тут никого нет. Сигруд правильно решил, что все побежали на стены.
Наверняка Бисвал не станет держать мечи в своем временном офисе на вершине башни. А вот где офицерские комнаты — известно. Известно также, что в форте Тинадеши тесновато, поэтому есть шансы, что комнаты Бисвала находятся там же.
А ведь она правильно рассудила: шагая по очередному пустому коридору, она слышит голос, бормочущий у нее в голове:
— …и наши мечи пали на них, подобно дождю…
Мулагеш стискивает зубы и идет вперед. Жуткое бормотание мечей становится все громче. Теперь ей попадаются двери одна другой красивее, и вот она уже стоит перед толстой дубовой створкой с бронзовой ручкой.
Она пробует повернуть ее — не заперто. И она открывает ее.
Шепот голосов накатывает на нее океанской волной. Комната за дверью большая и просторная, в камине, как это ни странно, горит огонь — а потом Турин замечает, что она не одна в комнате.
Лалит Бисвал стоит у эркера в дальней стене, сцепив руки за спиной. Между ним и Турин — многочисленные стойки с мечами Рады, и все они шепчут и бормочут в голове у Мулагеш.
Она стоит неподвижно, не зная, что делать. Она-то думала, что он пойдет на стены вместе со всеми.
Тут Бисвал произносит вслух:
— Они говорят только с теми, кто убивал, не правда ли?
Мулагеш некоторое время колеблется, а потом заходит, прикрывает дверь и запирает ее. Вытаскивает из кобуры пистолет и поворачивается к нему:
— Да. Это правда.
— Я тоже так подумал, — говорит он. — Многие солдаты здесь считают, что это просто игра воображения.
Он поворачивается и смотрит на нее, склонив голову к плечу, прислушиваясь к голосам и налетающему волной вою сирен.
— Началось.
— Да.
— Тогда зачем ты здесь, Турин? Да, я сделал это. Выстрелил первым, и началась война. Она должна была начаться еще давно. Точка невозврата пройдена.
Голос у Бисвала мягкий и безмятежный, а глаза затянуты дымкой, словно он принял какой-то наркотик. Он смотрит на пистолет в ее руке:
— Ты застрелишь меня?