Город королей

Люди уже спешили выполнять приказы их лорда. Бетрим проводил их взглядом, смотрел, как их становилось все меньше, и он мог надеяться на то, что возьмет меч и пронзит живот Брековича. Рана в груди остановила бы его быстрее, но не все концы должны быть быстрыми, и он считал, что Брекович должен был умирать в мучениях.

— Отправьте Черного Шипа в его камеру, — приказал Брекович.

— Нет! — рявкнул Дроан. — Он умрет. Сейчас! Повесьте его на стене. Пусть его тело висит, и та шлюха с ее армией видит, что будет с ними, если они нападут на нас. Если мы убьем их величайшего героя, мы сможем убить их всех.

Бетрим смеялся над теми, кто звал его героем. Не так давно они заявляли бы, что он — самый большой преступник в Пустоши.

Брекович повернулся к Дроану и пересек расстояние между ними, встал достаточно близко, чтобы они могли пронзить друг друга. Бетрим усмехнулся и отодвинулся от парапета. Еще пара шагов, и он бросится к ним, унесет их с собой в последнее падение. Ладонь легла на его левое плечо и крепко сжала. Бетрим оглянулся и увидел Ториваля за собой с понимающей улыбкой на лице.

— Попытаться стоило, да? — прогудел Бетрим.

— Мой сын не вернулся, — медленно сказал Брекович Дроану. Он повернулся и пошел к дверному проему.

Дроан лишился дара речи на пару мгновений. А потом он прошипел то, что Бетрим не слышал, и пошел за Брековичем. Еще пара секунд, и Бетрима толкнули в спину. Ториваль повел его в темницу.

35

Роза

Солнце быстро поднималось, обещая яркий день, хоть и после темной ночи. В воздухе был холод, который Роза ощущала, несмотря на слои одежды. Вскоре она признала, что дело было не в температуре. Усталость и остатки страха и гнева от прошлой ночи оставили ее замерзшей, и она была не одна.

В свете стало видно разрушения их лагеря, количество тел, оставшихся после нападения Тигля.

Роза шла по лагерю во второй раз за четыре дня, и в этот раз он казался почти пустым. Генерал Верит убедил ее, что у них осталось еще пять тысяч человек, но это была четверть количества, с которым они прибыли, и потери было видно. Пропало нервное веселье, грубые и дружеские потасовки, дикое поведение юных солдат. Теперь лагерь был полон мужчин и женщин, которые уносили мертвых и собирали то, что осталось от их убежищ и припасов.

— Твою мать, — выругалась Генри, когда они подошли к границе лагеря, где защита должна была отгонять врага. Розе не нужно было уточнять, почему женщина выругалась.

Тела лошадей и солдат лежали выше, чем рост обеих женщин. Стену мертвых медленно разбирали солдаты, унося тела, загружая телеги мертвецами. Их увозили на милю от дороги и там сжигали. Некоторые люди предпочитали, чтобы мертвых закапывали, но у них не было времени на это, так что разводили большие погребальные костры.

— Я не создана для этого, — выдохнула Генри, пока они смотрели на гору трупов. Почти весь яд пропал из нее, и она казалась меньше. Она вышла из ступора, но Генри все еще не справилась с тем, что разбило ее.

— Никто не создан для этого, — ответила Роза.

— Я не о том. Бои и прочее. Я не… не могу справляться с ними. Прошлой ночью мы с вами бились в палатке против нескольких. Я пробираюсь и убиваю тихо. Это я. Это… я люблю красный больше всего. Кровь… мне нравится. Как она выглядит, пахнет, течет и застывает. Но это слишком. И от этого думаешь…

— О чем? — спросила Роза. Она не знала, хотела ли знать, но ей нужно было отвлечься.

— Внизу, — Генри указала на город. — В давке, в толпе, я видела, как люди рычали как звери. Бились, царапали, кусались. Все, чтобы выжить. Они убивали гадов перед собой. И от этого думаешь, что большую часть времени люди показывают тебе маску. И думаешь, что внутри нас, если убрать вещи и слова. Кровь, кости и дерьмо, а еще отчаянное желание забрать у других, чтобы выжить, даже если жизнь продлится лишь миг.

Роза смотрела на низкую женщину, не зная, что сказать. Ее лицо и руки были уже без крови, и Генри выглядела как обычная женщина, но со шрамами на лице и без уха. Было порой сложно помнить, что она была одним из громких имен в Пустоши.

— Простите, — тихо сказала Генри. — Я что-то в последнее время ф-ф-фило… кхм, задумчивая.

— Философствуешь, милая, — раздался вблизи голос Андерса. Достаточно близко, чтобы Роза невольно вздрогнула.

Генри оглянулась и кивнула.

— Да, звучит верно. Так ты еще жив, Андерс?

— К недовольству моего брата, — Андерс подмигнул Генри, а потом и Розе. — Меня так просто не убьешь.

— Ты в этот раз хоть участвовал? — спросила Роза, голос был хриплым от синяков, которые солдат оставил на ее шее. — Или просто смотрел со стороны?

Андерс рассмеялся.

— О, милая леди Роза, ты меня задеваешь. Я был в гуще событий всю ночь. Я поднял тревогу, а еще разбил довольно много врагов, включая уже упомянутого брата, который, похоже, вел наступление.

Роза задумалась на миг. Не считая младенца, который родился у Эмин Дроан от Нильса Брековича, Андерс мог говорить только об одном сыне.

— Францис?