К тому времени, как Алидад добрался до дома Аны, был уже час ночи: вечеринка была в разгаре, «Хот Чип» гремел на всю катушку, все танцевали. Ане было под тридцать, и она жила одна в небольшой квартире, обставленной шикарной мебелью в стиле ретро. Она принадлежала к тем немногим иранкам, что решили довольствоваться своим несовершенным носом, с которым родились, – красивым, сильным, орлиным носом, ставшим символом ее независимости и индивидуальности. На Западе его не сочли бы таким уж большим, но в Иране ей постоянно приходилось выслушивать сетования озабоченных родственниц, подруг семьи и даже незнакомок, советовавших ей придать своему носу более приемлемую (в том числе и для замужества) форму, то есть превратить его в нос-кнопочку подростка. Ана отказывалась. Она была не из тех, кто легко со всем соглашается. Несмотря на то что Ана росла в Исламской республике, это не помешало ей воплотить в жизнь мечту стать танцовщицей. Она занималась в студии, где не допускались слишком сексуальные, по мнению Исламской республики, движения. Там так и называли это – «движения», а не «танец». Тем не менее ее группа с успехом выступила в Европе, сотрудничая с известными хореографами Мадрида, Берлина и Парижа. Теперь она увлекалась дизайном ювелирных украшений.
Сегодня Ана выглядела как девушка с обложки журнала сороковых – волосы с начесом и шокирующая красная помада на пухлых губках. Рядом с ней девушка в ботинках-брогах, брюках в клеточку пастельного цвета и с галстуком-бабочкой передавала косяк подруге в черном комбинезоне с прической андеркат. Это была модная тусовка, и девушки были из тех, что носили мешковатые, винтажного вида
В спальне группа парней сплетничала, попивая из бутылки виски «Mr. Chavez» иракского разлива. Новый восемнадцатилетний бойфренд Джамшида только что получил освобождение от военной службы, заявив, что он транссексуал – это режим считал болезнью.
– Ну, мог бы и просто сказать, что гей, они все равно подумали бы, что он психбольной. Что бы они сделали? Быть геем – это не противозаконно. Противозаконно заниматься гей-сексом.
– Ну да. А то пришлось бы арестовать полгорода.
– Точнее, весь южный Тегеран.
– О да. Надо бы как-то попробовать мужика с юга Тегерана. Обожаю этих грубых работяг.
– Серьезно, съезди как-нибудь на юг. Если средний класс – гомосексуалы, то все парни из рабочих – ГЕИ. Геи, геи, геи.
– Ну да, как в любой мусульманской стране. Всегда есть чем поживиться. Этим беднякам никакие «щелки» не светят, так что приходится отрабатывать нам.
Такие парни знакомятся в основном по Интернету. Интернет – это главная гей-сцена в Тегеране, особенно социальный сайт под названием «Манджам». Мужчины всегда рискуют, от демонстрации себя на веб-камеру до съема мальчиков в парке Данешджу. Рискуют, гуляя по южному Тегерану, обнимаясь в автомобилях и парках, целуясь в общественных банях и занимаясь там сексом. Закон об однополой содомии, в который недавно внесли поправки, отражает специфичное отношение государства к гомосексуальности: если половой акт был по взаимному согласию и мужчина, игравший активную роль, не женат и мусульманин, то он получает сотню ударов плетью, тогда как игравший пассивную роль приговаривается к смерти (если только он не был кафиром, вступившим в половую связь с мусульманином, – в таком случае казнят обоих). В общем, лучше быть сверху, чем снизу.
На кухне парень в высоких кроссовках читал рэп на стихи Руми девушкам, которые в шутку называли себя боевым подпольным отрядом группы «Лезболла». Среди них находилась скандально известная в Тегеране лесбиянка, коренастая и мужеподобная, на удивление удачно соблазнявшая замужних женщин. Недавно в Сан-Франциско она вступила в брак с некой блондинкой – одной из самых желанных во всем Тегеране, оставившей мужа ради нее. Наказание за лесбиянство,