Город мастеров

Занятное это чтение — список столичных улиц, которые ещё недавно вызывали у москвичей затяжные споры. С карты города исчезли не только имена Дзержинского и Землячки, но и Чехова, и Чайковского — названные в их честь улицы снова стали Малой Дмитровкой и Новинским бульваром. Зато улицы 10, 40, 50… лет Октября благополучно пережили неспокойные времена. Равно как и улицы «Искры», Третьего Интернационала, Розы Люксембург и Урицкого. О Партийном переулке не говорю, потому что уже трудно понять, о какой партии речь. А с вождями трудящихся и вообще сплошные вопросы. Улица Готвальда теперь — Чаянова, а вот на площади Ле Зуана без перемен.

Эта тема привела к доктору филологических наук Михаилу Викторовичу ГОРБАНЕВСКОМУ. Профессор не только много лет занимается московской топонимией, но и, помнится, был в числе руководителей межведомственной комиссии по наименованию улиц при Мосгордуме.

— Михаил Викторович, на сторонний взгляд, упомянутая комиссия трудится довольно вяло, если уж на карте столицы до сих пор остается множество образцов чиновничьего творчества позавчерашнего дня. А как вы оцениваете состояние московских названий?

— Положительно. Если говорить о наведении порядка, то Москва в этом деле лидирует. Ни в одном субъекте Федерации нет специального закона о наименовании территориальных единиц, а есть старые инструкции. Его подготовила та самая комиссия, о которой вы говорите, и я был одним из разработчиков. Когда на заре перестройки мы пытались добиться, чтобы мы и наши дети, глядя на географическую карту города, не чувствовали себя в музее партийной славы, то споры сводились в основном к исторической справедливости. Теперь же в законе сформулированы четкие общие принципы, и остается лишь им следовать. Но отношение к законам в России своеобразное, поэтому с комиссией я в конце концов расстался.

— Что же вас не устроило?

— Поводом к моему уходу стала история с Артёмом Боровиком. Через несколько дней после трагической гибели журналиста я с удивлением услышал заявление высокопоставленного чиновника о том, что московское правительство, желая увековечить его память, обязательно переименует Трубниковский переулок в переулок Артёма Боровика. Дело даже не в том, что в этом переулке прошло моё детство. Его название связано с Трубничей слободой, где триста лет назад жили трубочисты. Это не менее ценный памятник истории и культуры, чем древний храм или рукопись. Кроме того, это прямое нарушение московского закона, в котором прямо сказано, что присвоение улицам имен известных граждан может производиться лишь по истечении десяти лет со дня их смерти, причем речь идет только о новых улицах. Эту принципиальную позицию мы закладывали, учитывая горький советский опыт, когда карта Москвы, да и всей страны, превратилась в топонимический пантеон. Один из самых первых примеров — Рогожская застава, переименованная в 1919 году в Заставу Ильича. Заметим, что в то время скромный вождь был не только в здравом уме, но и состоял депутатом Моссовета, однако возражать против «воли масс» не стал.

Когда я в 1997 году докладывал проект закона в Мосгордуме, то по поводу этого пункта шла острая борьба. Одни требовали увеличить срок до 25 лет, другие — передать всё на усмотрение городского правительства — мол, ему виднее. Но в итоге приняли проект единогласно, власть согласилась с мнением ученых. Однако комиссия, которая действует на основании закона, играет лишь совещательную роль, а окончательное решение чиновники принимают на свой вкус. С тех пор я там не работаю.

В то же время я направил письмо вместе с текстом закона коллегам из газеты «Версия», которые и ходатайствовали о переименовании переулка. Объяснил, что вполне законное желание увековечить память товарища стало бы в таком варианте юридическим и историко-культурным нонсенсом. Именные фонды, премии — пожалуйста. Даже парк, который носит сегодня имя Боровика, не противоречит закону, потому что ограничения не распространяются на безымянные объекты. Журналисты поняли и согласились.

— Когда появилась эта традиция — называть улицы, а то и города в честь выдающихся людей?