Город на холме

− Да на… мне твоя жалость. Мне нужно от тебя кое-что другое. Меня продолжают преследовать. Как будто я свое уже не отсидел. Я получил официальное письмо, что меня хотят депортировать из страны. Обратно в Латвию.

− Да как ты вообще в Америке оказался?

− А ты надеялась, что я сгнию за железным занавесом? Я перешел финскую границу. Финны меня не выдали, но и оставить у себя не смогли. Если американцы выдадут меня Советскому Союзу, то второй раз меня точно в живых не оставят.

− И правильно сделают.

− Ты не права, Юстина. Очень не права. Как ты думаешь я тебя нашел? С некоторых пор я работаю в школе завхозом, а ты пришла туда на родительское собрание, еще весной. Меня любопытство разобрало, стал расспрашивать. Привез тебе сын из Вьетнама сувенир, ничего не скажешь. Хорошая девочка, вежливая. Всегда готова помочь, а укромных углов в школе много.

В самом деле решил тряхнуть стариной? Ему не впервой детей убивать. У Рувена много внуков, а у меня Розмари одна-единственная.

− Но тебя посадят.

− Конечно, посадят. Я сам в полицию сдамся. Посадят в американскую тюрьму. Человек с головой и с руками и в тюрьме может неплохо жить.

− Что тебе от меня надо?

− Мне надо, чтобы ты написала в эту жидовскую шарашку при министерстве юстиции. Написала заявление, что в Доре-Мительбау я спас тебя из борделя и укрывал.

− В какую еще шарашку?

Он протянул мне конверт.

− Здесь копия извещения о депортации. Не тяни с этим делом, Юстина. Во второй раз я русским не сдамся, даже если мне придется отстреливаться из-за горы трупов. Твоя внучка умрет первой.

Хлопнула дверь. Как будто не было его, только конверт остался в руках.

Уважаемый мистер Имант Стауверс,

Настоящим извещаем вас, что на основании статьи 8, параграфа 1451(а) Кодекса Соединенных Штатов возбуждено дело о лишении вас американского гражданства, полученного незаконным путем в результате сокрытия вами решающих обстоятельств вашей биографии, делающих вас автоматически не подходящим под закон о предоставлении беженцам гражданства США. В случае потери вами гражданства вы будете депортированы по месту прежнего жительства.

Министерство юстиции США

Отдел особых расследований

Эли Розенбаум[187]

Сделав над собой усилие, я отправилась к миссис Островиц просить, чтобы Розмари у нее несколько дней переночевала. Потом села на поезд и отправилась в Вашингтон.

Добиться приема у Розенбаума труда не составило, я только перечислила серкретарше все лагеря, в которых сидела. Он принял меня в своем маленьком кабинете, до потолка заваленном книгами и бумагами на всех европейских языках. Высокий и нескладный, он умудрялся смотреть на меня снизу вверх, как благочестивый католик на статую Девы Марии. Я и такие как я тени прошлого с номерами на руках были смыслом его жизни. Ради нас он, выпускник юрфака Гарвардского университета (вон диплом на стене), не пошел делать большие деньги в частную фирму. Ради нас он расследовал преступления тридцатилетней давности, совершенные за пределами США. Ради нас.

Я рассказала ему все как есть. Про бордель, про DP-лагерь, про Розмари-вторую.

− Я напишу то, что он требует. Иначе он убьет мою внучку.

− Конечно, напишете. Но это ничего не изменит. Он все равно будет лишен гражданства и депортирован.

− Но неужели нельзя посадить его в тюрьму здесь, раз он так не хочет возвращаться в Советский Союз? Русским он действительно все долги уже заплатил.

− Миссис Гринфельд, мы не имеем полномочий сажать их в тюрьму здесь. Преступления были совершены за пределами США. Все, что мы можем, – это лишить гражданства и депортировать. Закон такой.

− Как вы его нашли?

− Его на улице узнал бывший узник Саласпилса. И пришел к нам.

− Но когда он поймет, что мое письмо не принесло пользы, он все равно убьет Розмари. Неужели нельзя его за это посадить?

− За что? За угрозы? Это легкая статья, его отпустят под залог и гуляй себе. Власти штата не начинают чесаться по-настоящему, пока труп не лежит. Неужели вам вашу внучку негде временно спрятать?

Если бы можно было. Но с тех пор, как русские вошли в Афганистан, Дэвид не вылезал из командировок.

− Он же еще не такой старый. Неужели вы не можете подождать? Какая разница, депортируете вы его сейчас или через пять лет. Розмари окончит школу и уедет в колледж. В конце концов, есть другие нацисты.

В начале этого монолога на лице Розенбаума было написано “это она что, серьезно?”, но услышав про других нацистов, он весь подобрался и спросил:

− Вы кого-то конкретного имеете в виду?