Город на холме

В нескольких фразах Ронен и Номи объяснили мне, что они представляют в Ташкенте Хабад, что Ронен едет домой оформлять какие-то документы и проходить военные сборы, и что он отвезет письмо моему отцу. Я повернулась к Нечаеву.

− Раз вы доставили их сюда, значит, военные действия закончились. Я хочу уехать домой. Мне опасно здесь рожать.

− Регина, военные действия, может, и закончились, а вот заказ на твое убийство никто не отменял. Те боевики, которые держали тебя в плену, трепались направо и налево. Те люди, которые подстроили тебе аварию, знают, что ты жива. Везде ориентировка на корейского вида женщину с израильским паспортом. Я не могу ради тебя подвергать опасности всю общину. Ты поедешь домой тогда, когда я смогу организовать твой побег. Твоя задача – не светиться. Письмо я напишу сам и такое, что никто кроме Гришки его не поймет.

Я заткнулась. В самом деле, не стал бы Нечаев показывать меня израильтянам, если бы в самом деле не планировал отправить домой.

Мужчины ушли. Баба Света отлучилась. Я осталась наедине с Номи. Она села со мной рядом на кровать и обняла меня. Ну сколько слез может поместиться в одном человеке? В присутствии Нечаева и бабы Светы я стеснялась истерить, чтобы не выглядить капризной и неблагодарной. Но Номи – это другое дело. Мы с ней сестры, а сестру любишь, даже когда она, нечесаная и опухшая, выползает среди ночи на кухню, даже когда она несет абсолютный бред, даже когда ее угораздило понести от врага. Когда мы были двадцатилетними девчонками, я считала Номи глупой и примитивной, не способной без совета машпии[207] ни одно решение принять. Теперь она терпеливо вытирала мне сопли, ничего не пугаясь, ничему не удивляясь.

− Я буду с тобой, когда придет время рожать. Я тебе подсвечники привезла и сидур. Зажигай свечи, очень тебя прошу.

Я уже зажигала, а в качестве подсвечников использовала пару картофелин, но хвастаться не стала.

− Спасибо. Я так счастлива, что вы… мне поверили. Номи…

− Что, Малкеле?

Как ласково и естественно у нее, бухарской еврейки, это прозвучало.

− У тебя есть телефон?

− Тебе же сказали… нельзя людей подводить. Нехорошо.

− Я никого не собираюсь подводить. Я ни звука не издам, только голос хочу услышать. Пожалуйста…

− А если этот человек мне перезвонит, что я ему скажу?

− А ты с карточки набери.

Номи вынула из сумочки новенькую “нокию”, пальцы забегали по кнопкам.

− Диктуй.

Я продиктовала.

После нескольких гудков включился автоответчик, и я услышала глухой монотонный голос с по-сефардски гортанными буквами аин. Он так старался забыть идиш.

− Если вы звоните, чтобы угрожать, то можете не тратить время. Если вы звоните из полиции, то я перезвоню вам в течение часа. Если это ты, Малка, то знай, что я приеду за тобой.

И звук гудка.

За эти двадцать секунд я успела искусать себе руку.

Номи отключила телефон и уставилась на меня расширенными от удивления глазами.

− Это то, что ты хотела?

− Это все, что я хотела.

Да, я всю жизнь хотела от мужчин отваги и верности, стойкости и великодушия и ни на что меньшее не желала соглашаться. О чем еще может мечтать девочка, выросшая на приключенческой литературе. Подруги смеялись надо мной, и Всевышний тоже решил посмеяться и подарил мне мою мечту в виде мальчишки, на двенадцать лет младше, из дикого мракобесного анклава, куда даже полиция без крайней нужды предпочитает не заходить. Он так и останется моей мечтой, я должна приучить себя к мысли, что никакого будущего у нас нет. По мере того, как до меня доходил смысл услышанных слов, я все больше и больше боялась за него. С него, в самом деле, станется приехать сюда меня искать. Вот кого здесь точно убьют в первые три дня, так это его. И у меня нет способа его остановить. Даже если бы я наплевала на запреты и оставила ему сообщение, он бы все равно не поверил, что я не хочу его видеть и что между нами все кончено. Он не отдаст меня без боя. Остается одно – признать, что не все на свете я могу контролировать, и молить Бога о милосердии.

* * *

Накануне рождества Нечаев изложил мне план моего побега. Женщине с ребенком легче пройти КПП на узбекско-казахской границе, никто не будет особо тщательно исследовать документы. У меня будет узбекский паспорт с вклеенной туда моей фотографией. Меня будет сопровождать узбек из общины и объяснять всем, что я перенесла шок во время родов и перестала разговаривать.

− Официально вы едете к проживающей в Казахстане родне показать новорожденного. На этот счет будет изготовлена телеграмма. Доберетесь до Алма-Аты, а там придешь в посольство.

Андрей и Джамиля поженились, но семейное счастье не сделало Андрея менее четким и добросовестным. Он продолжал посещать меня каждые два дня, осматривать, слушать, а как-то раз пришел в сопровождении пожилой узбечки. Насколько баба Света была высохшая, как сучок, настолько эта была полная, солидная, сразу видно, бабушка не одного десятка внуков.

− Познакомься, Регина. Это Биходжал-апа[208]. Она всегда ассистирует мне при родах. Но вообще-то должно быть наоборот. Она принимала роды, когда нас с тобой еще на свете не было.