Город на крови

Сразу после совещания Ермаков из помещения оперативного отдела передал радиосообщение командующему, а затем вернулся в кабинет Дрёмова и сказал, что решил пока остаться в бригаде.

–Пожалуйста, майор! – ответил комбриг равнодушным тоном. – Но вы же понимаете, что скоро даже в этом здании штаба будет небезопасно.

Услышав, что штабной офицер хочет во время боя находиться в расположении какой-либо части, Дрёмов позволил себе удивиться. Он оглядел Ермакова с ног до головы, ткнул взглядом в его орден Красной звезды и поинтересовался, хмуря брови:

–Соскучились по настоящему бою? Но здесь очень скоро многие погибнут.

–Я не позёр и не самоубийца, – ответил Ермаков. – Просто, мне это нужно.

–Ну, нужно, так нужно.

Дрёмов бросил взгляд на часы.

–В артиллерийском деле что-нибудь понимаете?

–Да. В школе разведки нас многому учили.

–Значит, отправитесь в батареи артдивизион, которые находятся за северо-западной окраиной села, рядом с траншеей 2-го батальона. С командиром дивизиона майором Сущёвым мне не повезло – не умеет с солдатами по-человечески. Поэтому лишний старший офицер при батареях не помешает.

Внешней линией обороны села являлась сплошная траншея, в которой находились пехотинцы. От траншеи на каждом стыке рот в сторону села отходил 200–метровый ход сообщения, ведущий к позиции прикрывавшей этот учаток пары орудий. Все орудийные окопы вокруг села были соединены ходом сообщений, образующим второе, малое кольцо обороны. Миномётные батареи были размещены ближе к окраинам села.

Артиллерии в 111-й, как и в любой другой отдельной стрелковой бригаде было достаточно много. На 5000 человек личного состава бригады, имелось восемь 76-мм пушек УСВ образца 1939 года, четыре 76-мм полковые пушки образца 1927 года и двенадцать «сорокопяток»; а в её миномётном дивизионе было восемь 120-мм миномётов и по двадцать четыре 82-мм и 50-мм миномётов. Кроме того в бригаде имелось 80 противотанковых ружей. А роль зенитной артиллерии выполняли многочисленные пулемёты: 3 – крупнокалиберных, 48 – станковых и 145 – ручных.

Несомненно, участок обороны 111-й стрелковой бригады для немцев не был лёгким рубежом.

Блиндаж командира артдивизиона майора Сущёва Ермаков нашёл быстро – в километре от северо-западной окраины села, недалеко от двухорудийной батареи 76-мм пушек УСВ. Подходя к блиндажу, он услышал доносящийся оттуда резкий неприятный голос.

–Как ты смеешь со мной спорить? Ты – командир батареи, я – командир дивизиона! Мне не нужны никакие запасные площадки для орудий. В бою нужно стрелять, а не от обстрелов прятаться!

–…Лишимся орудий… Засекут позицию… – бубнил в ответ глухой, упрямый голос. –

–Это паникёрство! Молчать старший лейтенант!

–Разрешите подать рапорт комбригу?

–Пошёл вон, старший лейтенант Скоробогатов! Ты у меня в штрафбат за паникёрство!…

Сопровождаемый площадной бранью, из блиндажа выбежал старший лейтенант с красным от злости лицом и, размахивая рукой, словно продолжая спор, пошёл вдоль траншеи к позиции батареи, находившейся в трёхстах метрах справа. Ермаков заметил, что стоявшие у ближних орудий артиллеристы, также слышавшие этот разговор, смотрели на старшего лейтенанта с сочувствием.

Затем из блиндажа вышел командир дивизиона. Несколько секунд майор Сущёв непонимающим взглядом смотрел на Ермакова, но всё-таки вспомнил, что видел его в штабе бригады.

–Вы, майор? Зачем здесь?

Ермаков церемонно отдал честь.

– С разрешения комбрига буду пока находиться в расположении вашего дивизиона.

–Ну, как хотите.

Пожав плечами, Сущёв тяжёлой походкой пошёл по ходу сообщения к батарее, находящейся слева. Через минуту до Ермакова снова донёсся его злой крик.

«Это человек, кажется, очень боится, и срывается на подчинённых, – подумал Ермаков. – Неужели он не понимает, что может здесь всех погубить?»

Ермаков подошёл к орудийной позиции и стоя на краю батарейного окопа, оглядел местность впереди. Ломаная линия траншеи, за ней – покрытая высоким густым кустарником низина, несколько зелёных рощиц в полутора километрах впереди. И чистое голубое небо, наполненное утренним светом.

–Здесь красивее, чем было у Исы, – пробормотал Ермаков, отчего-то улыбаясь, и пошёл по ходу сообщения к батарее Скоробогатова.

Он нашёл старшего лейтенанта сидящим на снарядном ящике рядом с «сорокопяткой». Надорванным голосом Скоробогатов отдавал приказания артиллеристам, копавшим в тридцати метрах в стороне ещё одну орудийную позицию.

–Не вставайте! – сказал ему Ермаков. – Я офицер связи штаба фронта. Побуду пока на вашей батарее.

Скоробогатов не удивился и не смутился. Видимо, теперь его занимала только подготовка к предстоящему бою.

–Так что за спор с комбатом, старший лейтенант?

–О чём с ним спорить? – резко произнёс Скоробогатов и тут же понизил тон, косясь на артиллеристов. – Он, конечно, прав, что в бою нужно стрелять как можно активнее. Но комбат на фронте недавно и слишком любит это: «Батарея, огонь!». Ясно же, что нас по залпам засекут – поэтому нужно время от времени менять позицию. Что толку будет, если все орудия уничтожат на дальнем расстоянии?