Город на крови

Около восьми вечера 530-й танковый батальон и моторизованный стрелково–пулемётный батальон двинулись к переправе через реку Кшень, которую, согласно приказу командующего 40-й армии, 14-й бригаде теперь предстояло оборонять.

А у Мармыжей ещё продолжался бой 531-го танкового батальона с южной частью 9-й немецкой танковой дивизии – её 33–м полком. Бой начался с того, что, подпустив немецкие танки на 100 метров, батальон, по команде комбата капитана Богатюка, кинжальным огнём уничтожил 13 вражеских танков. При этом в перестрелке были подбиты два «Валентайна» 531-го батальона.

Старший техник–лейтенант Михаил Вакуленко на тягаче сумел под огнём противника быстро вытащить один подбитый танк с поля боя; затем, вытаскивая на буксире второй, он был тяжело ранен осколком и, доставив танк к своим, умер на руках санитаров.

Благодаря тому, что 14-я бригада задержала 9-ю немецкую танковую дивизию у Среднего Расховца и у Мармыжей, к вечеру к переправам у реки Кшень успели пройти части отступавшей 121-й стрелковой дивизии, а также разрозненные подразделения других дивизий 40-й армии и большое количество беженцев. Поэтому комбриг Семенников по радиосвязи отдал приказ на отход и 531-му батальону.

К этому времени поддерживающий батальон бронепоезд «Южноуральский железнодорожник» уже не мог вести бой. Все его орудия и средства ПВО были уничтожены в результате танковых обстрелов и авианалётов. Увезти бронепоезд было нельзя, так как на перепаханной взрывами станции Мармыжи не осталось ни одного целого рельса. Поэтому командир бронепоезда старший лейтенант Орлов и комиссар Горкушенко приняли решение взорвать бронепоезд. Когда его команда присоединилась к колонне 531-го танкового батальона, сапёры заминировали паровоз и все орудийные площадки. И вскоре после того, как колонна 531-го батальона ушла со станции, мощные взрывы превратили бронепоезд в груду искорёженного железа.

Последние несколько километров по дороге от Среднего Расховца до переправы через реку Кшень основным силам 14-го танкового корпуса предстояло пройти в темноте. Теперь его колонны двигались в нескончаемой толпе беженцев, тащивших на себе свой скарб или толкавших перед собой тележки. Вблизи и в отдалении от дороги сияли многочисленные огни пожаров, обозначающих брошенные дома и подожжённые самими селянами поля. Душный запах гари, смешанный с бензиновыми выхлопами, висел в воздухе. Повсюду раздавались крики уставших, испуганных людей, стоны лежащих в повозках раненых, проклятия, обращённые неизвестно к кому.

А на западе по-прежнему не умолкала канонада.

В тот момент, когда едущий на переднем танке колонны 14-й бригады комбриг Семенников увидел впереди в отдалении тускло блестевшую ленту реки, к нему с обочины дороги через толпу беженцев с отчаянной решительностью пробился незнакомый капитан медицинской службы с перевязанной рукой.

–Товарищ полковник, прошу о помощи. Там за рощей какие-то танкисты остановили нашу машину и выгружают раненых, чтобы машину забрать. Прошу разобраться! Это вопиющее безобразие!

И капитан протянул комбригу своё удостоверение.

–Разберёмся, – пробормотал Семенников и крикнул едущему вслед за танком на командирской «Эмке» своему офицеру связи старшему лейтенанту Ананьеву, чтобы тот взял с собой опытного бойца из взвода разведки старшего сержанта Кунгурякова и санитара и помог капитану решить вопрос с машиной для его раненых.

В глазах капитана мелькнуло искреннее огорчение, и он пошёл навстречу людскому потоку к «Эмке», поглаживая забинтованную руку.

Через десять минут в темноте, в той стороне, куда ушла «Эмка» раздалась стрельба. Но Семенников не отдал приказ бойцам выяснить, что там случилось. Ему стало ясно, почему так огорчился «капитан», когда с ним поехал не полковник, а старший лейтенант.

И вдруг возле дороги раздался автомобильный гудок и машина офицера связи, медленно продвинулась через толпу и поехала вслед за танком. Приглядевшись к машине, Семенников понял, почему люди на дороге не возмущались из-за наглых действий водителя. За рулём машины с изрешечённым пулями ветровым стеклом теперь сидел старший сержант Кунгуряков; рядом с ним боком, привалившись к дверце, лежало тело мёртвого старшего лейтенанта Ананьева. Ни санитара, ни «капитана» в машине не было.

До моста через Кшень оставалось не более километра, когда неподалёку раздался громкий протяжный щелчок. Это был взрыв противопехотной мины. Судя по тому, что впереди с обеих сторон дороги были протянуты белые сапёрные ленты, обозначающие границы минных полей, это была советская мина.

Людской поток остановился. Вдоль дороги с фонариками в руках забегали сапёры, покрикивая на людей, отталкивая их от белых лент. Один из сапёров объяснил строгому полковнику–танкисту, что лошадь одной из повозок беженцев чего-то испугалась, выбежала за обочину, порвав лету, и сразу же попала на мину. Теперь лошади конец, а вместе с ней и двум пожилым беженцам.