Город на Стиксе

– В точно таком дворе нашли Сашку, – не принял он моих восторгов и кратчайшим путем провел к нужному дому. Мы резво поднялись на четвертый этаж построенной в шестидесятых хрущевки и оказались в запущенной, пронизанной характерным для старых квартир запахом, источаемым то ли скоплением вещей, то ли пропитавшими их эмоциями. Невыразительная молодая женщина в красном спортивном костюме впустила нас внутрь, кивнула на огромную сумку в углу и пожала плечами:

– Все, что я собрала. Вы пройдите, проверьте.

Мы поблагодарили и, отказавшись проверять, уже через минуту загружались в матвеевский «жигуленок», чтобы ехать к Геннадию домой, где нас ждала с борщом его девушка Даша, врезавшаяся мне в память своим праведным возмущением в поезде.

Съев по тарелке живого борща и набравшись духу, мы открыли сумку, где обнаружили видавший виды ноутбук, невероятное количество театральных фотографий в рамках, несколько рубашек и отчего-то – коллекцию женских цветастых платков, аккуратно разложенных по пакетам. Геннадий по моей просьбе достал с антресолей старый коричневый, запирающийся на один замок чемодан с архивом, оставленный ему Водонеевым, а сам принялся возиться с компьютером, который оказался запаролен. Архив начал копиться с незапамятных, еще докомпьютерных времен, и я с трепетом подносила к глазам листки (они так и назывались – «Листки»), скрепленные степлером странички, где торопливой Сашиной рукой были сделаны записи, датированные разными годами:

«О смысле жизни.

Человек должен выразить себя до конца, достать из себя все, что заложено, чтобы потом, на закате, увидеть собственную эволюцию.Ни для какихнедля потомков.Ни для какойнедля вечности. Для себя. Но за это надо платить. И хорошо, если деньгами».

«Жизненный опыт дается человеку для того, чтобы, все осознав, наступать на однии те же грабли».

«Об искусстве.

Нельзя придумать новую культуру. Еенеможет быть. Есть только бесконечное возвращение к прошлому и переосмысление его сквозь призмунастоящего. Серебряный век во многом был обращен к античности. Мнеблизка античность, где все было гармонично, любовь – тоже».

«О смерти.

По этому поводу я уженепереживаю. Ну, какая разница, куда она ко мнепридет – в собственный особняк или в богадельню? Да и если поразмыслить, ну,неужели она мнепринадлежала, эта проданная квартира?Неужели нам здесь вообще что-то принадлежит?»

«Жизнь – это череда встреч перед вечной разлукой, к которойнеобходимо готовиться. Ждать еененужно, а готовиться – необходимо. Никто ведьнезнает, когда состоится».

Обнаружилась в чемодане и рукопись первой книги «Воспоминания вместе с закатом». Открыла наугад, прочла:

Монотонно,
Скрипосонно, —
Надсадно
Ранят сердце
Грусти певцы
Над садом…

В другом месте:

Шепчу: шевелюра… люиры, люиры…
О, мгла инородна… Ловлю ваши блики,
Велю переплавить, как волны, вас в лимбы,
Вампиры Любви в том Потопе Великом

1

Многие стихи мне были знакомы, но как неофита – и в который раз! – меня поразило это нагромождение образов, блеск, фееричность, переизбыток цитат и аллюзий. Игра созвучий и россыпь метафор воздействуют опосредованно, акустическим образом – будто не доверяя слову, им же и написанному, Саша Водонеев при всякой возможности всюду и всем читал свои стихи. Расшифровывал звукопись.

И опять я думала о его трагическом непопадании во время, о его-не его Серебряном веке, где счастливее он, конечно бы, не был. Но там, мне казалось, отдельно взятая трагедия конкретной поэтической души под именем «Александр Водонеев» рифмовалась бы с общей (конечно, трагической) судьбой поколения. А когда все и всё, вроде чуточку легче…