Распространения фашистского движения на итальянскую столицу долго ждать не пришлось. В ноябре 1921 года по улицам Рима маршировали 30 тысяч фашистов. Они собрались в Риме на свой общенациональный съезд, местом проведения которого стало огромное круглое захоронение, известное как мавзолей Августа. Одна их группа, не успев еще уйти с вокзала Термини, записала на свой счет первую гражданскую жертву, 17-летнего железнодорожного рабочего Гульельмо Фаринетти, убитого прямо на рабочем месте [97]. Стычки участились, когда чернорубашечники дошли до рабочего района Сан-Лоренцо. Для фашистов социалистический квартал был «подлежащей удалению раковой опухолью» [98]. Они бесчинствовали, ставя целью запугать всех вокруг. Одного римского ветерана жестоко избили, когда он не приподнял шляпу в знак приветствия проходивших мимо фашистов [99]. К ужасу многих, итальянское правительство было уже бессильно. Джолитти заключил с Муссолини пакт, и перспективы сопротивления не улучшились, когда в июле премьер-министром стал вместо него Иваноэ Бономи. В августе Муссолини согласился попридержать своих чернорубашечников, но на съезде в ноябре официально отказался от этого соглашения [100]. По утверждению Бономи, любая попытка контролировать фашистов привела бы к дальнейшему кровопролитию в Риме.
Муссолини уверял Бономи, что его планы вполне скромны. «Фашизм еще так провинциален, – говорил он, – что не может победить древнюю душу Рима» [101]. Возможно, в Риме Муссолини не хватало ревностных сторонников, но город был крайне важен для его планов. Когда его группа стала в 1921 году политической партией, ее символом сделалась древнеримская фасция – тугой пучок прутьев, из которого торчал топор [102]. Муссолини называл фашистов законными наследниками граждан имперского города. В конце октября 1922 года они устроили поход на Рим. Путь фашистам преградили несколько сот итальянских полицейских; примерно 40 тысяч плохо вооруженных людей приехали на ворованных машинах и встали лагерем в пригороде, под ливнем. Итальянские военные, имевшие приказ «защищать Рим до последней капли крови», возили им еду [103]. Уверенные, что эта партия несет закон и порядок, многие государственные учреждения открыто поддержали переворот. Немного раньше в том же году один священник в Венето жаловался, что полиция спелась с фашистами, «разъезжает с ними в грузовиках, горланит их гимны, ест и пьет в их компании» [104]. Полмиллиона итальянских рабочих вступили в фашистские профсоюзы.
Существовали и смелые силы сопротивления. В 1922 году была организована большая забастовка протеста. Однако фашисты уже победили в сражении за Италию, Муссолини оставалось только зафиксировать свою победу. Когда Джолитти и другие либералы попытались отразить опасность, было уже поздно. 28 октября очередной премьер-министр, Луиджи Факта, предпринял последнюю отчаянную попытку остановить фашистов. В 9 часов утра он ждал звонка короля Виктора Эммануила III, который подтвердил бы, что Рим официально находится в осажденном состоянии [105]. Но звонок так и не поступил. К тому времени даже король спасовал перед фашистами. За пару недель до этого его мать принимала заговорщиков во главе с Муссолини на семейной приморской вилле в лигурийской Бордигере [106]. Факта сначала в это не поверил, а потом подал в отставку. Антонио Саландра отклонил предложение короля сформировать правительство. Тогда король Италии обратился к Муссолини. Снова главарь фашистов всех обыграл. Ведь еще в сентябре он разглагольствовал о намерении фашистов «сделать Рим городом нашего духа… бьющимся сердцем, мобилизующим духом имперской Италии наших грез» [107].
Победители-чернорубашечники вступили в столицу, распевая официальный гимн фашистской партии Giovinezza («Молодость») со словами о том, что спасение народу несет только фашизм. Из своего дворца Святого Петра новый папа Пий XI наблюдал, как Риму навязывают новое кредо. Кардинал Пьетро Гаспарри, его государственный секретарь, направил послу Бельгии при Святом престоле письмо с предложением не торопиться: «Дадим ему несколько месяцев, а потом будем судить об этом мастерски проведенном революционном государственном перевороте» [108]. В приватной беседе на первом месяце власти Муссолини Пий XI тоже продемонстрировал склонность к прагматизму. Открытого восхваления Муссолини следовало избегать, но и открытой критики тоже. Круглые очочки нового папы выдавали его подноготную ученого, но кроме того Пий обладал выдержкой и твердым представлением о реальной политике. Родившись, как и Пий Х, в Ломбардии-Венеции, когда там хозяйничала Австрия, он любил подниматься в горы и утверждал, что «стоит преодолеть страх – и это становится лучшим занятием для души и тела» [109]. Будущий папа доказал свою смелость, когда Бенедикт XV отправил его с миссией в Польшу, где он не покинул Варшаву во время наступления Красной армии в 1920 году. Такое же хладнокровие он сохранил и тогда, когда в Рим хлынули фашисты. Это было главное, ведь «необходимо было защитить интересы многих» [110].