Сначала было мало надежды, что интересы папы соблюдет человек, чьи приспешники заставляли священников пить касторовое масло. Сам Муссолини сравнивал духовенство с «черными микробами», заражающими умы молодежи [111]. В какой-то момент он даже призвал папу убраться из Рима [112]. Но, делая из Рима мощный символ, он использовал католическую религию как сильный политический инструмент. В своей первой речи премьер-министра он поразил слушателей словами о помощи свыше [113]. Еще в 1920 году он объяснял в письме к Д’Аннунцио, что «католицизм можно использовать как одну из величайших сил для мирового продвижения Италии» [114]. Выступая перед жителями Удине, он повторил слова папы Льва Великого, назвав Церковь наследницей «той империи, которую раздвигали до дальних краев света консульские легионы Рима» [115]. Придя к власти, Муссолини стал прибегать к религиозной терминологии для укрепления и легитимации своего режима. На выставке в честь фашистской революции (1932–1934 гг.) в Риме среди экспонатов был окровавленный платок – Муссолини вытирался им после одного из покушений на его жизнь [116]. Над храмом, воздвигнутым в честь фашистских «мучеников», красовалось огромное распятие [117].
Отношения между Церковью и фашистским государством начались в самые первые дни режима. Поскольку Святой престол по-прежнему отказывался признавать итальянское государство, в дело вступил иезуит средних лет, тайный агент, имевший задание установить связь между двумя сторонами. На протяжении всего фашистского правления отец Пьетро Таччи-Вентури сновал между кабинетом Муссолини и дворцом папы, кладя на стол премьер-министра самые разные вопросы, касавшиеся как модных магазинов, так и католичества в Швеции, борделей в Риме и женских купальников [118]. В дискуссиях с папой Муссолини корчил из себя сторонника Церкви и религиозного образования в школах. Еще до конца 1922 года он приказал вывесить во всех государственных учреждениях распятия [119]. В 1929 году Муссолини предпринял свой величайший шаг в роли защитника католической веры: решил римский вопрос, преподнеся папе суверенитет над новым государством. Городом-государством Ватикан объявлялся кусок земли площадью 440 тысяч квадратных метров, тянувшийся от площади перед базиликой Святого Петра за собор и вверх, на Ватиканский холм. Не Папская область, но надежды на нее папы уже давно оставили. Теперь епископ Рима обретал «подлинный, достойный папы суверенитет со свободой и независимостью не только действенными, но и видными всем» [120]. Государство Ватикан приобретало также суверенитет и полные права собственности над экстратерриториальными объектами: базиликами Сан-Джованни-ин-Латерано, Санта-Мария-Маджоре, Сан-Паоло-фуори-ле-Мура и другими местами культа. Площадь Святого Петра объявлялась прилегающей к Ватикану – находящейся в его управлении, но патрулируемой итальянской полицией.
Латеранский договор с Муссолини обещал папам исполнение их воли также и за колоннадой Бернини: итальянское государство обязывалось препятствовать любым поползновениям на «священный характер» Рима [121]. Вскоре пакт папы и Муссолини получил материальное подтверждение на улицах города. Все 30-е годы Муссолини поощрял оргию сносов и строек, имевшую цель преобразовать ключевые точки Рима. Тысячи семей переселялись в новостройки на периферии, названные borgate, а от их прежних домов оставалась одна пыль [122]. При этом особо символические элементы древнего и папского Рима перестраивались в откровенно фашистском стиле. Прямая дорога к Колизею от Пьяцца Венеция (где расположилась штаб-квартира Муссолини), Виа дель Имперо, стала артерией триумфа нового имперского режима. На этой улице, уставленной фигурами великих цезарей, устраивались празднества, в которых завоевание Муссолини Эфиопии (1935–1937 гг.) уравнивалось с победами Древнего Рима [123]. Чуть дальше к северу Муссолини впишет себя в долгую историю Римской церкви. Виа делла Кончилиационе, где были стерты века средневековой, ренессансной и барочной архитектуры, соединила город Ватикан и город Рим. Новая улица с изящными современными обелисками позволила увидеть базилику Святого Петра в свете ее обновленного величия. Но улица не столько возвеличивала ее как религиозный символ, сколько подавала как выигранный фашистским режимом приз. На окраине города выросла церковь, ставшая архитектурной доминантой для EUR – образцового фашистского квартала, который Муссолини задумал предъявить миру на всемирной вставке в Риме в 1942 году (запланированной, но не состоявшейся), давшей кварталу свое имя.