Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей

Кола возвысился и правил, будучи символом; таким же стало его крушение. Выйдя со своими сторонниками на улицы Рима утром Пятидесятницы в 1347 году, он произносил речи в христианском, даже первоапостольском духе. Рядясь в трибуна, он прибегал к образности славного Древнего Рима. Даже вынужденный отречься от власти, когда бразды правления опять перешли к баронам, Кола продолжал утверждать, что выполняет богоданную задачу возрождения Рима. Бежав в горную область Абруццо, он прибился к фратичелли, духовным францисканцам. Эта суровая братия, ждавшая конца света, только распалила его мессианские притязания. Кола решил, что Бог преобразит землю огнем и кровью – его, Риенцо, руками. В 1350 году несокрушимая самоуверенность привела его в Прагу, ко двору короля Карла IV. Там он сообщил королю Богемии, что будет императором Последних Дней.

Это пророчество не нашло внимания, и Кола очутился «не в тюрьме, но под стражей» [94]. Позже его переправили в Авиньон, где папа еще раз превратил его в символ. В Риме опять возобладали бароны, и папе – теперь это был Иннокентий VI (1352–1362 гг.) – нужно было послать им понятный знак своей власти. Таковым и стал Кола, освобожденный и возвращенный в Рим в роли сенатора. Прощая Риенцо, папа давал понять, что располагает в Риме преобладающей властью, может заточать в тюрьму, а может и миловать. Кола побывал и христианским владыкой, и республиканским представителем; потом он заделался предвестником пламени Страшного суда. Теперь он вернулся в Рим живым символом папского главенства. Но, меняя маски, Кола не менялся сам. В роли сенатора он опять стал тираном. И народ опять рассвирепел. В 1354 году взбешенные римляне заколют его между мраморными львами у подножия Капитолийского холма [95]. Место, где Кола испустил дух, лучше всего воплощало те идеи, которые он пытался, но не сумел воплотить в жизнь: он умер в тени Сенаторского дворца и церкви Санта-Мария-ин-Арчели, там, где императору Августу (27 г. до н. э. – 14 г.) рассказали о скором пришествии Христа [96].

* * *

В отличие от Риенцо, у пап была древняя, неискоренимая связь с городом и народом Рима. Однако эта связь необязательно делала сожительство с ними удобным. Для возвращения на престол наследник Иннокентия, Урбан V (1362–1370 гг.), вынужден был сражаться, но и после этого ему приходилось несладко. Усилия Урбана направлялись кардиналом Жилем Альваресом Каррильо де Альборносом. Аристократ, политик, юрист и бывший крестоносец, он был одним из самых выдающихся испанцев своего времени [97]. Как и Кола, Альборнос гнал злопамятную знать с государственных постов. Он также сотрудничал с Карлом IV, к тому времени императором Священной Римской империи. К 1363 году они начали усмирять бушевавшее в Риме насилие. Только после этого они смогли направить свои усилия на север, против семей, посягавших на папские земли. Эти войны были дорогостоящими, а французские прелаты все равно сопротивлялись возвращению в Рим. В 1367 году Урбан и император достигли наконец своей цели. Увы, кардинал Альборнос не дожил до этого дня.

В октябре того года жители Рима, разинув рты, любовались иноходцем, на котором въезжал в их город папа. Стремя ему держал сам император Священной Римской империи. Церемонии отличались роскошью. Урбан короновал супругу Карла как императрицу в базилике Святого Петра. По прошествии шести десятилетий папа вернулся в Рим, и казалось, вместе с ним вернулись былые времена. Однако он добился реставрации только благодаря победе народа Рима. Этот народ расчистил ему путь для почти беспрепятственного возвращения. При этом народ сохранил и приумножил многие свои привилегии, добытые без него: представительство в городском управлении, престижное участие в миротворческих ритуалах, участие в патронаже над Церковью и в ее повседневной жизни [98]. Многие из этих обычаев и привилегий сохранятся и будут расти параллельно с властью папы, даже если ответственность за управление Римом во всей ее полноте и возвращена наследнику Петра [99].

Рим жаждал папу и в некотором смысле нуждался в нем. Однако перемена оказалась непростой и вскоре даже стала казаться неудачей. Не прошло и двух лет, как Урбан задумал опять поменять Рим на Авиньон. Настигнув папу в летней резиденции в Монтефьасконе, Бриджет Шведская обратилась к нему со словами Девы Марии. Богоматерь явилась Бриджет во сне и предупредила, что возвращение в Авиньон станет для папы «ударом, от которого он лишится зубов и содрогнется весь, с головы до пят» [100]. Но предостережения Бриджет были тщетны. Вскоре флотилия из 35 судов забрала папу из Италии. Прибыв в Авиньон в конце сентября 1370 года, он умрет, не дожив до Рождества. Бриджет и Дева Мария оказались правы.