При всех различиях между мирами элиты и римских масс действия папы и его курии не могли не сказываться на жизни простых людей. Само присутствие папы в Риме меняло демографию города. Ко времени прибытия в Рим Мартина V там оставалось всего 20 тысяч жителей. К первым десятилетиям XVI века численность населения, то колеблясь, то возрастая, достигла 50–85 тысяч человек [84]. Притягательность Рима как места для жизни, расцвет ремесел и торговли находились в прямой связи с его характером папского города. Там, где находились папы, возникали возможности, на что указывали и политические игры кардиналов. Наблюдался эффект просачивания социальных благ сверху вниз: папы, кардиналы и епископы пользовались услугами профессиональных слуг, художников, ремесленников, проституток, постепенно возвращавшихся в город [85]. Близкие отношения между римским обществом и папством влияли на соотношение полов. Папская курия, эта сугубо мужская иерархия, нуждалась в сугубо мужской обслуге: к началу 1600-х годов мужчин в Риме было вдвое больше, чем женщин [86].
Возвращение пап, кроме всего прочего, наполнило город паломниками из чужих земель, а также подхалимами и прихлебателями всех мастей. Один из таких персонажей надеялся на более теплый прием у римлян и сетовал, что те «в ответ на любые вопросы только злятся» [87]. Быть может, римляне и встречали в штыки надоедливые вопросы и порой не желали указывать направление, но паломников они привечали еще со времен поздней Античности. Начиная с первых Юбилейных годов в XIV веке туристы-богомольцы стали ключевой часть римской экономики. Когда папа Николай V провозгласил в 1450 году новый Святой год, в городе распахнули свои двери для паломников более тысячи постоялых дворов [88]. Много таких заведений выросло вокруг базилик, другие размножились близ менее значительных римских мест поклонения. Джон Капгрейв, английский монах-августинец, пришедший в город на Юбилей 1450 года, обратил внимание на «паломнический постоялый двор» прямо в «милой церквушке» Санта-Мария-ин-Пальмис, где Петр, как гласит предание, встретил воскресшего Иисуса и спросил его: «Камо грядеши?» [89]. На постоялых дворах всех размеров наблюдался острый дефицит коек. В Юбилейный год 1450 года, как говорили, население Рима увеличилось до сотен тысяч, причем количество людей каждый день удваивалось. В последующие годы паломников встречали в Риме с распростертыми объятиями, приветствовали их уже у городских ворот под звон колоколов, под музыку специально нанятых исполнителей, провожавших их до постоялых дворов [90].
Некоторые паломники обращали внимание на остатки древнего, языческого Рима, но большинство взирало на город сугубо по-христиански. Благодаря таким охотникам за реликвиями, как мать Константина, императрица Елена, паломники могли пройти в Риме буквально по следам Христа. В Латеранской базилике они могли дотронуться до кусков мраморного стола, с которого Иуда схватил серебреники, полученные за предательство Христа [91]. Не покидая Латеранский комплекс, можно было побывать на лестнице, по которой поднимался сам Иисус. Верующие проползали на коленях путь Спасителя до покоев Понтия Пилата, римского прокуратора Иудеи, где Иисус был приговорен к поруганию и к мученической смерти на кресте. Куски этого орудия пытки хранились совсем близко от лестницы, Scala Sancta. Паломники со всего света проживали в Риме божественную и человеческую драму, пронизывающую христианство. По прошествии 1400 лет место погребения Петра на Ватиканском холме по-прежнему служило центром всеобщего притяжения. Агостино Дати, дипломат из Сиены, при виде толп в 1450 году отмечал, что люди «из самых удаленных уголков мира» сошлись «почтить главу вселенской Церкви и могилу князя апостолов» [92].