Наследники Петра, папы, делали все для повышения притягательности города, предлагая людям отпущение грехов. Отпущения, предоставляемые папой, а то и епископами, представляли собой списание многих лет в чистилище. Для всех христиан того времен и для нынешних католиков чистилище – место, куда любой, за исключением святых и тягчайших грешников, почти наверняка отправлялся после смерти. Ранние христиане, такие как Августин, заложили основу доктрины чистилища, четче оформившейся как слово, идея и место в конце XII века [93]. Чистилище описывается как промежуточное испытание, стадия очищения души от совершенных в земной жизни грехов. При жизни человек мог каяться в своих прегрешениях священнику, посреднику для божественного прощения и отпущения грехов. Согласно христианскому богословию пребывание в чистилище – это возможность очиститься до конца, избавиться от забытых и лишь частично раскаянных грехов, после чего мужчины, женщины, дети получают право попасть в рай. Как фаза посмертной жизни муки чистилища претерпеваются после смерти, но индульгенции предполагали, что часть этих очистительных трудов можно проделать еще при жизни. То были труды паломников – раскаяние, причащение и молитвы по всему Риму. В 1450 году папа Николай провозгласил, что «все, даже повинные в серьезном грехе, – если они истинно покаются и исповедаются – получат самое полное прощение», если исповедуются священнику и «переступят порог церквей Петра, Павла, Латерано и Санта-Мария-Маджоре» [94].
В Риме XV века традиции паломничества явно здравствовали. Но этого часто нельзя было сказать о местах паломничества. Притягиваемые величественными пригородными церквами Константиновой эпохи, паломники тянулись из центра города к таким соборам, как Сан-Лоренцо-фуори-ле-Мура. Эта церковь, возведенная Константином, впоследствии получила колокольню, портик и роскошные полы в стиле косматеско. Впрочем, в XV веке вокруг нее все еще расстилались пустыри [95]. Сельский колорит был присущ и более крупным церквям; даже Латеранский дворец давно утратил былой статус главной папской резиденции. Понтифики кое-как ликвидировали ущерб, причиненный зданию двумя пожарами, но потом махнули на него рукой. Многие церкви поменьше они даже не соизволяли ремонтировать. Пройдясь по улицам близ Санта-Мария-Маджоре, паломник-августинец Капгрейв описал церковь Сан-Витале как «заброшенные развалины» [96]. Церковь Сан-Чириако тоже была «заброшенной и запертой» [97]. Большинство паломников влекла в Рим вера, обещания отпущения грехов и искреннее желание заручиться местом в раю, но даже они не могли оставить без внимания разруху, с которой сталкивались на каждом шагу.
Шел уже XVI век, но даже базилика Святого Петра частично разрушилась. Когда Мартин Лютер, монах-августинец из Германии, побывал в ней в 1510 году, ее главный алтарь был открыт всем ветрам и дождям, рядом с новыми колоннами лежали рухнувшие конструкции [98]. Монаху Рим не очень понравился. Его отзыв подкреплен суждением Джорджо Вазари, художника и биографа, хорошо знавшего город. В середине XVI века он писал, что базилика Петра может похвастаться только «колоннами, цоколями, капителями, архитравами, карнизами, дверями, облицовкой и убранством», позаимствованными с древних развалин [99]. Впрочем, изменения должны были быть заметны даже Лютеру. Амбициозный эстет папа Юлий II (1503–1513 гг.) оживил планы Николая V по перестройке базилики – колоссальный замысел, увенчавшийся великолепным куполом, высящимся ныне над церковью. При Лютере восстановление Рима во многом еще только предстояло. При взгляде на мост Святого Ангела и на топкие берега Тибра Лютер с болью писал: «Там, где нынче стоят дома, раньше были крыши, так глубок слой обломков» [100].