Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей

В Риме наследник Евгения Николай V тоже страдал от вспышек неповиновения. Теперь смутьяном выступал ученый-гуманист Стефано Поркари, решивший жить в соответствии с теми идеалами, которые только еще вызревали в академии Помпонио Лето [110]. Поркари замыслил переворот и заплатил за это своей жизнью. Он потерпел неудачу, но папа перепугался. Обращаясь к монахам, ухаживавшим за ним в его последние дни, он нарисовал грустную картину своей жизни: «Никогда не видел я, чтобы человек, переступивший через мой порог, сказал мне хоть слово правды. Я так озадачен лживостью моего окружения, что если бы не страх не исполнить свой долг, то давно бы уже отказался от папского достоинства». Далее папа признался, что «Томмазо из Сарцаны (такое имя он носил до избрания. – Прим. ред.) за день видел больше друзей, чем я за год» [111].

Быть может, Поркари привела к восстанию его любовь к Античности, но большинство гуманистов видели, что сила и значимость Рима теперь неразрывно связаны с папами. Точно так же и обыкновенные римляне признавали, что именно папы в основном поддерживают экономическую и политическую стабильность в городе. Некоторые сетовали на роскошество ренессансных пап, но были и такие, кто величал их новыми Соломонами, не жалеющими золота на возрождение былого величия Рима. Такие понтифики, как Николай V, считали, что народу нужны видимые стимулы, чтобы крепла его вера, потому он и занялся возрождением величия архитектуры Рима [112]. Он возводил и реставрировал колокольни, ворота и фонтаны, чтобы людям было удобно жить за пределами abitato. Он упорядочил хаос Капитолийского холма, выстроил стены и восстановил дворец Санта-Мария-Маджоре. Он укрепил и расписал несчетные церкви, от Сант-Апостоли до Сан-Лоренцо и Санто-Стефано-Ротондо, где раньше со стен падала мозаика, мрамор и краска, о чем писал Бьондо. Вняв зову народного поклонения длительностью более тысячи лет, Николай превратил дворец рядом с базиликой Святого Петра в главную папскую резиденцию. Величайшим его проектом стал заказ чертежей для новой базилики Святого Петра. На ее строительство пойдет больше двух тысяч возов тяжелого камня, добытого главным образом на развалинах Колизея [113].

Последующие папы тоже активно занимались укреплением и украшением города Рима. В 1480-е годы папа Сикст IV призовет на помощь Микеланджело Буонарроти. Результатом будет полный триумф, пример чему – потрясающие иллюзии потолка Сикстинской капеллы. Своей живописью, изображавшей архитектуру, людей и божества, Микеланджело, Рафаэль и другие живописцы возвышали комплекс Ватикана, украшая его помещения изображениями пап, философов и даже самого Бога. Кроме того, Сикст проник в самые прозаические уголки города, отодвинув дальше торговые прилавки, теснившиеся прежде на склонах Капитолийского холма. Новые рынки вырастут на Пьяцца Навона и на Кампо-деи-Фиори [114]. К 1525 году две прямые улицы пролегли от начала центральной оси Виа Лата и Виа дель Корсо: Виа ди Рипетта, построенная Львом Х, и Бабуино, построенная Климентом VII (1523–1534 гг.) [115]. В тени Пантеона вырастут новые лавки, где будут трудиться свечных дел мастера и гончары. Там Евгений IV старался оттеснить подальше от будущей церкви торговцев мясом, овощами и сладостями [116].

Теперь покупатели и продавцы перемещались между этими новыми центрами торговли, подбираясь к Ватиканскому холму [117]. Но папы не хотели лишать Капитолийский холм всякой значимости. Они признавали его важность как символа великого города Рима. Сикст IV сам украсил свой новый Дворец консерваторов массивной античной бронзой, включая знаменитую фигуру волчицы, вскармливающей своим молоком Рема и Ромула, основателя Рима [118]. Один из его преемников, Павел III, закажет Микеланджело доведение до ума данной хаотической конструкции. Таким покровительством папы подчеркивали и возвышали древнее прошлое города как один из аспектов городского ландшафта насквозь папского Рима.

* * *