— Что мы можем констатировать, опираясь на некоторые конкретные данные, — глубоко анализируя ситуацию, начала говорить о происходящем в городе, верующая Тотке. — По моим наблюдениям, в городе происходит ломка нравов. Плод — это своего рода лакмусовая бумажка. Которая высвечивает суть людей, их кредо, их веру, их честность. Особенно плохо поддаются влиянию перемен приезжие-контрактники. А они-то теперь и делают нравственную погоду в Анадыре. Я сама видела, как некоторые начальники поглощали по целому плоду и ни какому воздействию не подвергались. Это хронические, нравственные уроды. Для них в жизни материальные блага превыше всего.
— Про наслаждения, пьянки, баб тоже не забудь, — вставил художник.
Несколько его знакомых девушек перестали наведываться к художнику, перебежали в лагерь приезжих контрактников.
— Только без пошлостей! — сердито одернула Мерунова Лазатина. — Продолжайте! Очень верные и целебные выводы.
— Вывод таков, что нравственного разложения в городе не остановить. На город обрушились огромные деньги. Сюда приехало много разлагающихся личностей, чтобы нагреть руки на этих деньгах. Их душевное гниение, как страшная инфекция распространяется и среди истинных северян. Надо детей спасать. Анадырь на пороге катастрофы.
— Может, мы выступим с обращением к Абрамовичу? — предложил художник.
— Нас не поймут, — строго отрезала Лазатина.
Какое-то время все молчали. Поглощали чай и молчали. Беспомощность пугала. Вседозволенность других и оскорбляла, и наполняла страхом. Все попытки хоть что-то изменить казались бесполезными. Решения не могло быть. Тупик был холодным, тёмным, безжизненным. В темноте этого тупика гарцевал разврат и вседозволенность.
— Нужно посоветоваться с Владыкой Диомидом, — посоветовала верующая Тотке. — Может он найдет какой-то выход.
— В этом есть соль, если отступить от религиозного фанатизма, — глубокомысленно изрек художник.
— Меня всё время стало тянуть в церковь, — созналась Лазатина, — Не грехи замаливать, а укрепиться в борьбе за нравственность.
— А мне страшно за детей. — почему-то шепотом произнесла Вершкова. — Бессмертие человека в детях. Эпоха лжи их погубит.
— Чего-то мы стали кликушествовать ни в ту степь! — бодро заявил Мерунов. — Эпоху гниения под финансовым гнетом не остановить. У одних всегда будет денег много, а у других их всегда будет мало. Таков закон жизни. Нам его не изменить.
— Нам не законы нужно менять, а веру в них, — сказала Тотке.
— Думаю, что нам нужно продолжать усилия по распространению загадочного светящегося плода и всячески пропагандировать здоровый образ жизни. — как бы подвела итог разговора Лазатина.
— Я всё-таки нарисую натюрморт с дефицитным плодом и освещу его в церкви. Может это позволит закрепить в истории наши усилия.
— Надо всем вместе сходить в церковь. Это поможет нам в борьбе за чистоту идеалов.
— Я с Тотке согласна, хотя как биолог могу сказать, что вера в Бога для меня всегда была проблемой, — призналась Лазатина.
— Я согласна с предложением о посещении церкви, Теперь модно ее посещать, — Вершкова поднялась из-за стола. — Я извиняюсь, но мне нужно зайти еще на службу, чтобы проверить, как там обстоят дела. Вчера нянечка заснула и оставила включенным электроприбор. Он замкнулся и мог быть пожар.
На Вершковой были тонкие, кожаные брюки в обтяжку. Её полные ляжки казались стальными.
«Очень сексуальная особа, — подумал художник. — Может попытаться написать ее портрет?»
Расходились с ощущением неудовлетворенности. Поговорить, поговорили, а что дальше? На данный вопрос пока ответа не было.
Лазатина тоже была разочарована результатами заседания Тайного Совета. Позже она напишет об этом в своем дневнике. Для себя она так и не уяснила: то, что в ней происходит, это любовное метание, есть результат плода или чистой биологии. Вершкова подтвердила, что и в ней эти перемены происходят, под воздействием плода. Но как плод воздействует на других женщин? Эпидемия разводов пока не захлестнула Анадырь. Значит воздействие плода не носит массового характера. Тут было над чем подумать, тут было что анализировать.
26. Борьба обостряется