Город Победы

Затем пришли шепоты. Сначала было непонятно, что происходит, она думала, что это люди разговаривают в коридоре рядом с ее комнатой, и хотела попросить их – пожалуйста – разговаривать потише или хотя бы в другом месте, но вскоре поняла, что за дверью никого нет. Она слышала внутри себя голоса Биснаги, они рассказывали ей свои истории. Жизнь пошла вспять, так же, как если бы реки вдруг стали течь в обратном направлении. Когда она была ребенком, ее приютил религиозный человек, святой, но его безопасное место сделалось небезопасным, и их дружба переросла во вражду; теперь другой святой человек, прежде выступавший ее противником, стал ее другом и обеспечил ей безопасность и заботу. В первые дни существования Биснаги она нашептывала людям в уши их жизни, чтобы они могли начать проживать их; теперь же потомки тех людей шептали о своих жизнях ей. От торговцев тем, что люди оставляли в качестве подношений в многочисленных городских храмах – цветами, благовониями, медными чашами, – она слышала, что продажи резко возросли, потому что ослепление, за которым последовала смерть Махамантри Тиммарасу, вселило в людей неуверенность в будущем, и они в молитвах просили богов о помощи. От обитателей улицы иностранных торговцев она услышала еще больше тревог и сомнений: неужели Биснага вот-вот падет, несмотря на все свои военные успехи, не пора ли им думать о том, чтобы собрать вещи и убраться отсюда, пока еще не поздно? Это были китайцы и малайцы, персы и арабы, они говорили с ней, и она мало понимала из сказанного, но отлично различала панику в их голосах. Она слышала голоса служанок, пересказывавшие ей тревоги своих госпожей и астрологов, пророчащих мрачное будущее. Женщины из дворцовой стражи были исполнены горя, среди них были и те, кто задумывался о мятеже. Храмовые танцовщицы, девадаси из храмового комплекса Йелламма, больше не хотели танцевать. Пампе Кампане даже казалось, что она лично узнает шепчущих ей свои истории – вот горюет Улупи Младшая, а вот Тимма Огромный. Вся Биснага была объята кризисом, и его голоса заполняли часы ее бодрствования. Она слышала недовольное бормотание солдат в военном городке, сплетни младших монахов, сквернословие и насмешки куртизанок. Царь, совсем недавно триумфально вернувшийся со своих войн, пользовался меньшим уважением, чем когда-либо за все время своего правления, и головы людей занимали мысли о возможном дворцовом перевороте. Но кто рискнет восстать, и как, и когда, и удастся ли это, и если мятеж удастся – о, что же тогда, и если не удастся – о, что же, если нет? В той части “Джаяпараджаи”, которую мы знаем как “слепые стихи”, Пампа Кампана предоставляет слово анонимам, обычным гражданам, маленьким людям, тем, кого не замечают, и многие исследователи считают, что именно на этих страницах ее огромного труда жизнь Биснаги представлена наиболее ярко.

Сама же она пишет, что эти нашептывания стали благословением. Они возвращали ей мир и возвращали в мир ее. Слепоту было никак не исправить, но теперь она была не просто тьмою, она была заполнена людьми, их лицами, их надеждами, их страхами, их жизнями. Радость покинула ее – сначала со смертью Зерелды Ли, потом – когда ее лишили глаз и она поняла, что не смогла избежать проклятия сожжения. Но теперь, очень медленно, нашептанные секреты города давали радости толчок к возрождению – с родившимися детьми, с построенными домами, с сердцами любящих семей, членов которых она не знала, с подковыванием лошадей, с созреванием фруктов в их садах, с богатством урожаев. Да, напоминала она себе, случаются ужасные вещи, с ней самой произошла ужасная вещь, но жизнь на земле все еще изобильна, все еще благодатна, все еще хороша. Может, она и слепа, но она может видеть, что свет есть.

Царь во дворце, напротив, потерялся во тьме. Время остановилось возле Львиного трона. Он стал чувствовать себя довольно скверно. Придворные рассказывали друг другу, что видели, как он бродит по коридорам дворца и разговаривает сам с собой или, как утверждали некоторые, сосредоточенно беседует с призраками. Он разговаривал со своим главным министром, которого лишился, и спрашивал у него советов. Ни один так и не был получен. Он беседовал со своей младшей царицей, покинувшей его в родах, и просил ее о любви. Никакой любви он не получил. Он прогуливался по саду в компании своих умерших детей, ему хотелось учить их разным вещам, качать на качелях, поднимать и подбрасывать в воздух, но они не хотели играть и были неспособны учиться. (Странным образом он уделял гораздо меньше времени своей живой дочери, Тирумаламбе Деви. Ушедшие дети, которым никогда не суждено будет повзрослеть, казалось, занимали его больше, чем повзрослевшая девочка.)