Город Победы

– О чем ты говоришь? – спросила Зерелда Сангама.

– Метаморфозы, – пояснила Пампа Кампана, – удаются только тогда, когда бывают вызваны не эксцентричностью либо легкомыслием, а глубочайшей потребностью в них.

Как только она произнесет заклинание, право произнести которое даровала ей Араньяни, все трое преобразятся и обратятся в птиц; они будут птицами, пока не выпустят перья, которые будут держать в когтях.

– Не выроните перья, когда будете лететь, – предостерегла она, – иначе вы снова сделаетесь собой и упадете с небес навстречу своей смерти. К тому же перья срабатывают только трижды – птица-человек-птица-человек-птица-человек. Берегите их. Нельзя предугадать, когда вам может понадобиться их помощь, чтобы сбежать от какой-то плохой ситуации.

– Значит, мы ничего не сможем с собою взять? – спросила Зерелда.

– Одежда, которая на вас, золото у вас в карманах, сумки через плечо и мечи в ножнах за спиной, – сообщила Пампа Кампана. – Все это вернется, когда вы снова примете свой облик. Но это все. То, что никак не соприкасается с вашим телом, вы не сможете взять с собой в дорогу.

– Когда мы встретимся с генералом Чжэн Хэ, – давал свои наставления Великий мастер Ли, – я отпущу свое перо, но ты, царевна, должна будешь не выпускать своего и сидеть у меня на плече до тех пор, пока его корабль благополучно не отчалит от берега туда, где его не сможет достать Хукка Второй.

– А как же ты? – спросила Зерелда. – Разве в Гоа тебе не угрожает опасность?

– С того момента, как мы окажемся вместе с Чжэн Хэ и его людьми, – отвечал Великий мастер Ли, – я буду в безопасности. Мы, китайцы, обнаружили, что в этой стране люди не могут отличать нас друг от друга.

Пампа Кампана выдала каждому путешественнику по мешочку золотых монет из своих секретных запасов.

– Удачи, – сказала она, – и до свиданья, ведь, хоть я и буду лететь над вами, разговаривать мы не сможем.

Лицо ее было бесстрастным. Когда Зерелда, рыдая, подошла к ней, чтобы попрощаться, лицо Пампы Кампаны казалось высеченным из камня.

– Давай просто полетим, – сказала она.

Это был ее первый выход из леса, первый выход из ванваса, лесного отшельничества, в аджнятвас, неузнаваемость, и лишь тогда, когда все трое, две вороны и сокол, поднявшись над землей, летели к морю, Пампа Кампана поняла, что забыла нечто важное. Е-Хэ и Зерелда начинали совместную жизнь, но не были женаты. Она молча обдумывала этот вопрос во время полета и, к своему немалому удивлению, обнаружила, что ее это не заботит.

– Я стала жить как дикарка, по законам леса, – поняла она, – там никто не женится, и никого это не заботит.

Она спросила себя: возможно, Зерелда где-то могла хотеть такой формальности, как свадьба, и ответила себе:

– Слишком поздно, ты уже ничего не сможешь с этим сделать.

Всю дорогу до Гоа она с определенным изумлением обдумывала это свое равнодушное отношение. Была ли она плохой матерью? А быть может, это ее отношение – еще один звоночек из будущего, когда брак станет вещью архаичной и ненужной и никому не будет до него ровно никакого дела?

Это будущее, которое я не могу себе даже представить, подумала она, так что да, плохая мать – вот и ответ.

Тьма окутала их внезапно, словно чьи-то невидимые руки быстро задернули завесу дня, а затем, в мерцании огней, появился Гоа, а за Гоа – море, где в гавани – они спустились ниже, чтобы рассмотреть, – стоял самый большой деревянный корабль, который Пампа Кампана видела в своей жизни. У него было множество палуб, и места на борту было достаточно, чтобы разместить несколько сотен человек, а на корме был изображен некий китайский флаг. Генерал Чжэн Хэ уже прибыл и, по-видимому, путешествовал вместе со своей личной армией. Хорошо. У Зерелды будут защитники, если они ей понадобятся.

Пампа Кампана оставалась в небе, она зависла в воздухе и наблюдала, как Ли Е-Хэ и Зерелда летели вниз к постоялому двору, где Чжэн Хэ по своему обыкновению вкушал свое острое рыбное карри. Одна ворона коснулась земли, и вот уже на этом месте стоял Великий мастер Ли с другой вороной, сидящей у него на плече. Чуть помешкав, Великий мастер зашел внутрь. В этот момент время для Пампы Кампаны остановилось. Весь бесконечный час она сидела на крыше гостиницы и прислушивалась к звукам веселья. Затем компания с генералом вышла и, горланя песни, отправилась обратно на корабль. А еще позже, через некоторое бесконечное время, в темноте на носу корабля появилась едва различимая тень человека с сидящей на плече еще менее различимой черной тенью, он посмотрел вверх на невидимого сокола-чила в полночных небесах и поднял руку в прощальном жесте.