Город Победы

Благополучное возвращение Халея Коте было хорошей новостью, но новости, которые он принес, принять было трудно. Номер Два заменил царский совет руководящим органом святых старцев, Сенатом Божественного Господства или СБГ, во главе которого стоял некий Саяна, брат Видьясагара, и теперь город находится под жестким религиозным контролем этого Сената, поскольку он “разрушил” философские системы буддистов и джайнистов, а также мусульман, во имя торжества созданной мыслителями из Манданского матта под руководством Видьясагара Новой Ортодоксии, и сделал Новую Ортодоксию – которая была не чем иным, как изложенной другими словами Новой Религией Видьясагара – базисом общества Биснаги. Эти перемены были зеркальным отражением того, что происходило в султанате Зафарабад, где умер Султан Зафар (тем самым доказав, что он все-таки не был Призрачным Султаном из легенд), ему на смену пришел другой Зафар, другой Номер Два, фанатик своей собственной веры, и создал свой собственный религиозный “совет безопасности”. Так на смену былой терпимости, когда приверженцы любой веры полностью участвовали в жизни обоих государств, пришло разделение и печальная миграция между странами людей, которые больше не были в безопасности в своих собственных домах.

– Это просто глупо, – сказала Пампа Кампана. – Любой решивший, что наши или их боги хотят подобных страданий, в корне не понимает природы божественного.

По словам Халея Коте, большинству жителей Биснаги не нравилась эта новая жесткая линия, однако они молчали, поскольку Номер Два создал карательный отряд, недоброжелательно реагировавший на любое выражение инакомыслия.

– То есть существует сравнительно небольшое ядро непримиримых, которое все решает, большинство людей постарше боятся их и ненавидят, но, к несчастью, определенная часть молодежи поддерживает, заявляя, что новая “дисциплина” необходима для обеспечения сохранности их идентичности.

– А что армия? – поинтересовалась Пампа Кампана. – Что думают солдаты про увольнения представителей других религий, среди которых должно быть много старших офицеров?

– Пока что армия молчит, – ответил Халея Коте. – Думаю, солдаты боятся, что им прикажут выступить против своих же сограждан, это будет для них сложно, а потому они настаивают на собственном нейтралитете.

Видьясагар очень редко появлялся где-либо. Возраст зажал его в тиски.

– Он отказывается умирать, – рассказывал Халея Коте Пампе Кампане, – или это люди так говорят, но его тело определенно в разладе с духом. Его называют живым человеком внутри уже мертвого тела. Он говорит устами мертвеца и размахивает руками мертвеца. Но он все еще самый могущественный человек в Биснаге. Номер Два не готов идти вразрез с его желаниями, какими бы безумными они ни были. Он возжелал переименовать все улицы, избавиться от старых названий, которые все знают, и заменить на новые, с длинными титулами всяких никому не известных святых, так что теперь уже никто не знает, где что находится, и даже тем, кто давным-давно живет в этом городе, приходится чесать затылки, чтобы найти нужный адрес. Одно из новых требований, за которые нынче борются ремонстранты, – чтобы вернули старые привычные названия. Вот какое безумие творится.

“Ремонстрация” разрослась. Халея Коте встретил множество сторонников, готовых дать ему кров, пищу и укрыть от ненужного внимания. “Ремонстрация” больше не была малым, не имеющим значения культом, теперь ее тайные приверженцы исчислялись тысячами, они сменили свои требования, отказавшись от старых, не особенно приемлемых, и приняв инклюзивное, доброе и синкретичное мировоззрение, благодаря чему превратились в популярную, хотя и запрещенную, оппозиционную партию. У ее платформы была необычная особенность – чтобы смотреть вперед, они оглядывались назад, – иными словами, хотели, чтобы будущее было таким же, как прошлое, тем самым сделав ностальгию своего рода радикальной идеей, в рамках которой понятия “вперед” и “назад” оказывались скорее синонимами, чем антонимами, и описывали один и тот же процесс, движение в одном и том же направлении.

По городу разбрасывали написанные от руки листовки, на стенах рисовали граффити, но ни то, ни другое не было долговечным. Банды сторонников режима собирали и жгли листовки, и художники граффити знали, что их заклятые враги совсем рядом и нужно работать быстро. Одно-единственное слово – все, что они могли позволить себе написать, – и то к следующему утру оно уже будет смыто. Так что протестовать было сложно, но попытки продолжались. В “Ремонстрации” состоит много высокомотивированных людей. Халея Коте не единожды слышал историю о герое-протестующем, который дерзнул в одиночку встать посреди базара и раздавать листовки. Когда прибыл отряд СБГ, чтобы арестовать его, они обнаружили, что листы бумаги, которые он распространял, были чисты. На них не было надписей, изображений или зашифрованных символов, не было вообще ничего. И все же это ничто разозлило СБГ-шников больше, чем смогли бы любые призывы или рисунки.