Выйдя с Йотшной и Халея Коте на опушку зачарованного леса, Пампа Кампана в первый раз осознала, что чары Араньяни затуманили у изгнанников ощущение хода лет, и в этом мире без зеркал они, словно слепые, перестали замечать изменения, которым были подвержены их тела, – или, говоря точнее, чары позволили им оставаться неизменными, сохранили их такими, как они были, когда впервые зашли сюда. Теперь она понимала, почему после возвращения из Биснаги Халея Коте выглядел настолько постаревшим. Когда он вышел за пределы леса, его настоящий возраст отпечатался у него на лице, и теперь он казался почти невероятно древним – нет сомнений, что столь долгая жизнь была дарована ему чарами леса. Она стала вычислять свой собственный возраст, о котором никогда ничуть не задумывалась – каким-то образом, она не понимала как, лес словно убрал подобные мысли из ее сознания, – и в результате своих вычислений с тревогой обнаружила, что ей должно быть не меньше восьмидесяти шести; при этом благодаря дарованной Пампе богиней юности – не вечной, но длительной юности! – она все еще обладала возрастом, энергией и внешностью молодой женщины лет двадцати пяти.
Ее подсчеты прервал испуганный голос Йотшны.
– Что ты сделала? – визжала она. – Что со мной случилось?
– Я ничего не делала, – заверила Пампа Кампана, – прошли годы, а мы жили в лесу, словно во сне.
– Но ты, – вопила Йотшна, – ты выглядишь как девочка. Ты выглядишь так, словно ты моя дочь. Кто ты вообще такая? Я даже не знаю, кто ты.
– Я рассказала тебе все, – ответила Пампа Кампана, и в ее голосе звучало глубокое несчастье, – это мое проклятие.
– Нет, – кричала Йотшна, – мое!
– Я буду жить, – проговорил Халея Коте, – и вернусь к тебе. Обещаю тебе это.
– Нет, – рыдала Йотшна, – она найдет, как убить тебя. Я знаю, она это сделает. Я никогда тебя больше не увижу.
С этими словами она, рыдая, скрылась в лесной глуши.
Пампа Кампана горестно качала головой, но потом взяла себя в руки.
– Пошли, – обратилась она к Халея Коте, – у нас есть дела, которые нужно сделать.
Пампа Кампана вернулась в Биснагу с ног до головы закутанная в покрывало, она проползла через секретный туннель “Ремонстрации”, и Халея Коте проводил ее в надежный дом, принадлежавший вдове-астрологу, которая называла себя Мадхури Деви, невысокой почтенной даме в районе сорока, охотно согласившейся приютить Пампу Кампану. (Когда Халея Коте назвал Мадхури Деви имя ее новой гостьи, глаза астролога недоверчиво округлились, но она не стала задавать вопросов и приветствовала Пампу Кампану в своем доме.) Это было время больших потрясений, как в столице империи, так и в цитадели ее противника, Зафарабаде, а потому никто и не думал о прошлой дважды царице, и память людей постарше, которые помнили ее или слушали ее речи, тоже тускнела. Все умы были заняты пертурбациями в правящей династии, а также среди правителей Зафарабада. Хукка Райя II внезапно умер, и по другую сторону северной границы также внезапно умер Султан Зафар II, оба Номера Вторых почили почти одновременно. В обоих государствах разгорелась ожесточенная борьба за власть.
Зафар II не умер мирно во сне, как Хукка Райя II. Его дядя Дауд в сопровождении еще троих убийц ворвался в его спальню, и его зарезали. Месяц спустя убийца сам был убит во время молитвы в Пятничной Мечети Зафарабада. Другой вельможа, Махмуд, взошел на трон после того, как ослепил восьмилетнего сына Дауда, дабы положить конец любым спорам о престолонаследии. Весь Зафарабад пребывал в состоянии хаоса и смятения.
Между тем в Биснаге дела обстояли намного лучше. У Хукки Райи II было двое сыновей, Вирупакша (нареченный именем в честь божества, считающегося местным воплощением Господа Шивы), Букка (да, еще один Букка) и Дева (что означает просто “Бог”). Вирупакша занял трон, и за несколько следующих месяцев потерял большую часть территории, включая Гоа, после чего был убит