В начале своего правления Дева Райя был послушным творением Саяны и СБГ, иными словами, Видьясагара, невидимого кукловода. Он приказал возвести в самом сердце Царского Квартала великолепный храм Хазара Рама, который стал – и был до самого конца – местом домашних богослужений царей Биснаги. Пуританизм же и нетерпимость СБГ-шников к другим религиям сохранялись. К тому же, находясь под все возрастающим влиянием СБГ, он очень часто отправлялся воевать. За почти сорок лет он захватил все соседние земли и победил всех, включая Махмуда Зафарабадского. Все это служило укреплению его славы, но означало, что город Биснага на долгое время оставался в руках Саяны, который становился все старше и больнее, за чьей спиной стоял Видьясагар, уже много лет как старый и больной. Оказавшись под контролем СБГ-шников, царский совет также зачах. Продолжительное нахождение у власти и преклонный возраст привели его старших членов к лени и некомпетентности, что, в свою очередь, породило – среди менее старших – значительную финансовую коррупцию и пристрастие к извращенным сексуальным практикам, решительное осуждение которых было частью официальной политики этой организации. Жители Биснаги начали ждать перемен.
Это было началом, которое ждала Пампа Кампана. Она начала нашептывания, шептала все время, что пряталась днем, и большую часть ночи.
– Ты не ешь, – беспокоилась за нее Мадхури Деви. – Если ты человек, то должна есть хоть когда-то.
Пампа Кампана вежливо согласилась выделить тридцать минут в день, чтобы они могли поесть и побеседовать. Все оставшееся время она просиживала с закрытыми глазами, путешествуя по людским умам.
– Ты не спишь, – изумлялась Мадхури Деви, – по крайней мере, я такого не вижу. Что ты такое? Уж не богиня ли посетила мой дом?
– Богиня поселилась во мне, когда я была еще маленькой, – рассказала Пампа Кампана, – и это очень сильно изменило меня, во многом так, что я сама до сих пор не понимаю.
– Я знала это, – проговорила Мадхури Деви, падая на колени.
– Что ты делаешь? – воскликнула Пампа Кампана.
– Служу тебе, – ответила Мадхури Деви. – Разве не это следует делать?
– Прошу, не надо, – проговорила Пампа Кампана. – Я отдала одну дочь чужеземцу и морю, а двух других бросила в лесу. Сейчас я вижу, что мне понадобится много лет, чтобы решить стоящую передо мной задачу, и когда я это сделаю, возможно, ни одной из моих дочерей уже не будет в живых, Халея Коте к этому времени наверняка умрет, может статься, твой путь тоже будет завершен, и несмотря на все это, внутри меня есть что-то, что не дает мне думать обо всем этом, его заботит лишь стоящая передо мной задача. Я отвернулась от своих дочерей – так же, как моя мать отвернулась от меня. Я совсем не тот человек, которому тебе следует поклоняться. Поднимись с колен немедленно.
Нашептывания не были такими прямолинейными, как вначале. То было время Поколения Сотворенных, рожденных из семян, это были чистые листы, пустые головы, и когда она писала на этих листах их истории, они принимали рассказы, которые она вкладывала в их головы, не впадая в какое-либо волнение. Она творила их, и они становились людьми, которых она задумала. Не было или почти не было сопротивления. Однако люди, которым она нашептывала теперь, ее задумками не были. Они родились и выросли в Биснаге, подлинная история их семей продолжалась два или даже три поколения. К тому же нынешние авторитеты, СГБ-шники, внушали им, что истинная история рождения Биснаги – ложна, но истинна следующая ложь: Биснага не была взращена из семян, это древнее царство, чья история берет свое начало не из фантазии ведьмы-шептуньи.
И еще одно: город разросся. Теперь нужно было обращаться ко множеству людей, и на этот раз ей придется убеждать многих в том, что культурная, всеобъемлющая и утонченная история Биснаги, которую предлагает им она, лучше узколобой, ограниченной и – как считает она сама – варварской официальной версии истории нынешних времен. И совершенно нельзя было быть уверенной в том, что люди предпочтут утонченное варварскому. Линия партии в отношении приверженцев других вероисповеданий – мы хорошие, они плохие – отличалась определенной заразительной ясностью. Так же как и идея, что инакомыслие непатриотично. Будь людям предложен выбор между самостоятельным мышлением и слепым следованием за своими лидерами, многие предпочли бы прозорливости слепоту, особенно когда империя процветала, на их столах была еда, а в карманах – деньги. Не каждый хочет думать, предпочитая этому занятию еду и развлечения. Не каждый хочет возлюбить своего соседа. Некоторые предпочитают ненавидеть. Она столкнется с противодействием.
Халея Коте пришел проведать ее посреди ночи, когда она на несколько часов вышла из своего алькова в секретном зашкафном пространстве. Йотша уже говорила ей, что он выглядит ужасно, и вот теперь он выглядел еще хуже, чем когда она отметила это.
– Ходить мне осталось уже недолго, – сказал он Пампе Кампане, – и я должен сдержать обещание.
– Иди, – ответила она.
Из складок одежды она извлекла небольшой мешочек с золотыми монетами.