В первые секунды, как только Паулина увидела мамину спальню, она не поверила своим глазам. Эта комната словно машина времени перенесла ее в довоенное время, когда мама красилась перед походами в ресторан и театр, курила на балконе и не спеша листала модные журналы. Все здесь осталось также, как будто с момента, когда Паулина покинула этот дом прошло пару часов, а не шесть лет.
К горлу подкатил ком, и она на негнущихся ногах подошла к кровати, на которой бледной тенью среди пышных белых подушек лежала тонкая фигура. Внешнее убранство будто бы было давило на больную, она терялась на фоне помпезных подушек, люстр и штор, становясь похожей на призрака.
Девушка подошла ближе, пока Фарида раскладывала вещи. Перед ней лежала старуха, абсолютно седая, изнуренная войной и болезнью, морщинистая и тощая. До этого момента Паулина не думала о том, что ее мать может постареть. Она вообще никогда не знала, сколько ей лет, и сейчас определить это было еще сложнее. Перед ней предстал совсем другой, незнакомый доныне образ, без макияжа, роскошных платьев и статной походки.
Тут старуха открыла глаза и долго смотрела в пустоту, не обращая внимания на слова сиделки о том, что пришла ее дочь.
– Я же говорила, она совсем плоха. Можешь попытаться с ней поговорить, но она все равно никого не узнаёт.
Как оказалось, это была чистая правда. Следующие два дня Паулина жила в комнате матери. Ухаживала за ней, кормила, пела песни, а по ночам спала рядом на диване. Рассказала ей про всю свою жизнь со дня пожара, про то, как скиталась по городу со другими беспризорниками, о том, как встретила Генри в бомбоубежище и как на следующий день их поймали и засунули в мерзкий интернат. О бесконечной череде серых голодных дней среди грязных беспризорников и отчаявшиеся от горя воспитателей. О том, как под покровом ночи они с Генри поклялись защищать друг друга до конца войны, и как сильно мечтали попасть на фронт. Рассказала и о том, как Генри подделал ее документы, чтобы ее взяли на службу вместе с ним и как тяжело было на душе каждый раз после того, как в их госпитале умирал очередной солдат. Как они с ребятами плакали от счастья, когда объявили об окончании войны, и со скорбью вспоминали тех, кто не застал этот день вместе с ними.
Однако больная не реагировала, иногда только властно требовала виски и после стакана воды успокаивалась, а потом снова надолго замолкала и продолжала смотреть в потолок. Пока мать не видела, Паулина осматривала невероятное по военным меркам количество вещей, украшений и бумаг, которые пылились в комодах и шкафах. Все это пришлось привести в порядок, протереть, убрать, что-то выбросить. Среди писем от неизвестных мужчин она нашла переписку с отцом и совершенно без зазрения совести прочитала ее всю. Почти все они были наполнены обвинениями и сухими фактами из жизни друг друга. Судя по всему, в начале войны его бизнес разгромили и он решил переехать в Норт-Бротер, на что мать не хотела идти ни при каких условиях. Дочь они оба считали погибшей, что отец упоминал почти в каждом письме, видимо надеясь задеть ее за живое, не понимая, что для нее это никогда не было важно. За последние два года нашлось лишь два письма с сухими поздравлениями с днем Сирин и равнодушными вопросами о здоровье. Там же лежало много черновиков ее писем, в которых она подбирала самые грязные и извращенные оскорбления бывшего мужа, ехидное злорадство из-за политических неудач, вырезанные отрывки из газет, где рассказывалось о нем.
Паулина написала длинное письмо на тот адрес, который был указан в его письмах. Пару раз звонил Генри, убедиться, что все хорошо. Фарида совсем расслабилась и привыкла к присутствию Паулины, а мать все чаще мучилась от приступов. Паулина успела обновить свой гардероб, подшив под себя некоторые ее платья, а вот к остальным вещам притронуться не посмела.
Поздним вечером второго дня, когда девушка уже расплетала косы чтобы ложиться спать, со стороны кровати послышался жуткий крик.
– Почему так?! Почему?! Почему?!
Только через несколько минут Паулина и Фарида выяснили, что дело в том, что любимая фотография, которая прежде стояла на прикроватном столике, упала на пол. Всю ее кровать окружали ее же портреты разных лет. Еще пару месяцев назад, когда мать только начинала терять связь с реальностью, Фарида поняла, что ее пациентку радуют фотографии, где она еще была красавицей, и расставила их возле кровати. Со временем без них уже не могли обойтись, так как она отказывалась есть, пить и принимать лекарства, если рядом нет ее портретов.
После этого мать громко потребовала принести все ее драгоценности, а Паулине ничего не оставалось как долго наряжать ее во все бесчисленные кольца, браслеты, колье, диадемы и серьги. Только после этого она успокоилась и притихла, а Паулина попросила Фариду выйти, так как какая-то неведомая сила подсказала, что следующего дня ее матери уже не будет.