Город Птиц

Паулина смотрела на старуху, крепко держа ее за руку, словно та висела над пропастью. Ее веки, покрытые морщинами, трепетали как светлые бабочки, а глаза под ними двигались, словно она пыталась что-то рассмотреть. Ее губы шелестели тысячами деревьев – она говорила что-то, говорила с жаром, который так давно не слетал с ее уст. Казалось, в эти последние минуты ее душу подхватил кружащий за окном листопад и легким ветерком унес в прошлое, чтобы на несколько мгновений она стряхнула с себя тяжесть слишком рано наступившей старости, подобно дереву, которое с наступлением осени скидывает листву, и вновь почувствовала себя молодой. Оранжевый листопад унес ее туда, где она была сильной и беззаботной, где всякое препятствие превращалось в очередное приключение, туда, где казалось, что жизнь только начинается и что все еще впереди. В прошлое. Именно там осталась ее семья, муж, друзья… и сейчас она бежала по залитому солнцем тротуару, прощаясь с каждым, кто был ей дорог… Но вот ее туфелька последний раз делает шаг, глаза в последний раз видят солнце, легкие вдыхают свой последний воздух – и тут же хоровод шуршащих листьев подхватывает ее, и несет, несет обратно…

Старуха отпустила руку Паулины, отдаваясь шелесту листопада.

И только почувствовав, что она в комнате одна, Паулина дала волю слезам.

***

Громкий гудок паровоза заставил Паулину очнуться от тревожной дремоты. Люди в купе уткнулись в свои газеты, иногда с нетерпением поглядывая на часы. Она находилась в пути уже третий день, и это путешествие было изматывающим, в основном из-за томного ожидания. За полдня на поезде, многочасовые проверки и обыски на границе Бриналя и двое суток на корабле, она успела много раз подумать о том, правильным ли было писать отцу, придумать себе много отговорок о том, почему она должна вернуться, поменять свое решение на диаметрально противоположное, перенервничать, осознав, что в Норт-Бротере говорят на нестминском, который она практиковала слишком мало, и, наконец, успокоиться, когда после пересечения границы она поняла речь людей и заголовки газет.

И вот за окном купе показался чужой пейзаж бескрайних полей, зеленых лугов, гор, аккуратных домиков неизвестного ей архитектурного стиля и низко опустившихся серых облаков.

Паулина попыталась представить себе людей, которые живут в этих домах с видом на гладкие луга, но почему-то не смогла.

                              ***

Паулине на всю жизнь запомнился тот момент, когда она вновь увидела отца. Он сильно изменился, немного поседел, но в целом оказался именно таким, каким она его представляла долгие часы дороги: сосредоточенного на своих мыслях и делах.

Аарон же с первой секунды убедился, что это и есть его «погибшая» дочь, а не самозванка, которая охотится за наследством, как он поначалу опасался. Она была в своем лучшем платье, с убраными по бринальской привычке волосы, как и в детстве непохожая на мать. Он лишь понадеялся, что характером она тоже пошла не в нее.

– Поговорим в гостиной.

Вчера Паулина легла спать сразу после приезда и поэтому не успела как следует рассмотреть особняк отца, но сейчас убедилась в том, что его карьера точно дала свои плоды. Все здесь было дорого, минималистично, со вкусом, и абсолютно в другой манере, нежели чем в Бринале.

Гостиная тоже оказалась куда менее роскошной, чем девочка предполагала. Он жестом пригласил ее на диван, а сам сел в кожаное кресло.

Разговор Грей-Врановский сразу начал в приказной манере, словно разговаривал с подчиненными:

– Расскажи, чем ты занималась все это время.

– Я пыталась не умереть, – честно сказала Паулина, так как считала это самым кратким ответом.

–Что еще? Школу закончила?

– Нет, было не до этого… – она замялась.

Аарон недовольно изогнул бровь, но ничего не сказал. Чтобы лучше сформулировать свои мысли, она перешла на бринальский:

– Я просто имела в виду…

– В этом доме никто не говорит на этом языке, – жестко отрезал отец, – и правильно ли я понимаю, что ты бродяжничала все это время?

– Не совсем, – растерялась Паулина, – но я жила под другим именем.

– Это хорошо.

Он еще долго допрашивал ее, но, поняв, что она не была никем завербована и не сотрудничала с бринальской разведкой, успокоился.

– Ты можешь жить в этом доме, – наконец сказал Грей-Врановский. – Только при нескольких условиях. Первое: ты обязана будешь получить достойное образование, хотя бы базовое для своего возраста. Второе: до определенного момента ты не сможешь выходить за пределы ворот. Мне нужно подготовить все до объявления о тебе, а сейчас не лучшее время. Третье: ты не будешь делать ничего, что может опорочить мое имя.

                              ***