На побелке явственно виднелось тёмное пятно, и на нём уже собиралась новая капля. Она становилась длиннее и длиннее, пока не повисла на тонкой ниточке прямо над лицом Регента. Капля чего-то густого, как сироп, продолжала тягуче опускаться. А потом, прямо на глазаху Тоби, потолок обвалился, и в дыре показалось что-то, похожее на церковный орган. Оно состояло из позолоченных деревянных труб, покрытых чем-то густым и тягучим. Орган, хлюпая и чавкая, падал всё ниже, пока не свалился на Регента Маладайна.
Регент извивался, пытаясь вылезти из-под органа, который издавал гудение, перекрывавшее даже шум бури. Вдруг до Тоби дошло: это был не орган, а пчелиные соты. Регент наконец выбрался из-под них. И начал крутиться и метаться. Потому что из сот вылез, наверное, зиллион пчёл. Намечтанных пчёл. Невероятно злых намечтанных пчёл. Они жалили Маладайна, и чем больше он метался, тем злее они становились и тем чаще жалили.
Тоби смотрел, как заворожённый. Пчёлы собирались в облако, которое становилось всё больше и темнее. Они облепили Регента, словно пушистый плащ. И ещё – словно водолазный шлем, тоже пушистый. Этот наряд подходил Регенту идеально. Тоби поковылял к двери. За ним полз побитый Альфред. Вбежали Дозорные. Они должны были схватить Тоби, но сейчас им было не до него. Потому что пчёлы набросились и на них. Кабинет наполнился жужжанием, криками и воем. Тоби и Альфред, которые пчёл, похоже, не интересовали, пробирались через сети, наручники и оружие к выходу.
23. Пир королевы Эдвиги
Дверь на лестничной площадке открывалась наружу. Тоби навалился на неё. С другой стороны будто бы толкали обратно. Потом дверь немного сдвинулась, и тут же что-то рвануло её, распахнуло и ударило по стене. Ревущий ветер выл, цепляя тросы, которые удерживали башни замка. Трос флага лупил по флагштоку с диким звоном. Как ударник в оркестре хулиганов.
Тоби поднял Альфреда. Как только они вышли на крышу, капли дождя начали лупить по ним, будто камни. Может, Тоби и повернул бы назад, но ветер подхватил его и понёс. Зубцы стены угрожающе приближались, а за ними была пустота. Тоби вскрикнул, столкнувшись со стеной, и едва удержал Альфреда. Он упёрся в зубец, чтобы не дать ветру сбросить себя с башни. Далеко внизу строительные леса, сорвавшиеся со своих креплений, извивались, грозя вот-вот упасть. Гремел прибой. Желудок Тоби завязался в тугой узел. Мальчик сполз по стене вниз. Какое-то время он просто лежал на траве разбитого на башне сада. Дождь лупил по спине. Неподалёку, за стеной, пытался укрыться от дождя прикованный цепью лебедь. Он прятал голову под крылом, его перья были взъерошены, и он не мог улететь, потому что его держала на башне цепь. Тоби подобрался к кольцу, к которому крепилась цепь, но ничего не смог с ним сделать. Они с Альфредом поползли по саду к дальней двери башни.
Сверкнула молния. Ветер вжимал дверь в косяк. Тоби едва сумел открыть её ровно настолько, чтобы они с Альфредом протиснулись в щель. Дверь захлопнулась за ними с гулким грохотом, от которого зазвенело в ушах. Мокрый насквозь, Тоби смотрел, как Альфред стремглав несётся вниз по винтовой лестнице.
– Альфред! – Тоби побежал за котом.
Лестница привела Тоби на галерею над банкетным залом. Альфред исчез. Внизу кто-то двигался. Через весь зал протянулся огромный стол, покрытый белыми скатертями, на которых стояли серебро и хрусталь, канделябры и вазы с цветами. Двое слуг шли вдоль обеих сторон стола, раскладывая меню перед каждым стулом.
Одну стену почти целиком занимали огромные витражные окна, совсем как в церкви. На витражах были изображены героические деяния древних правителей Бальтазара, которые смотрели так, будто знали: никому из нынешних никогда не удастся совершить ничего и отдалённо столь же героического. Дождь озлобленно лупил по витражам. Может быть, его злила гладкость стёкол, а может, он обиделся, что его не позвали на банкет. Или, может быть, дождь и ветер просто хотели ворваться в замок и сбросить Тоби на скалы. Стёкла витражей, рамы и даже каменные средники оконных переплётов дрожали от каждого удара. Бедные тонкие стёкла! Во всех пространствах между окнами стояли флагштоки с отсыревшими знамёнами, на которых был изображён белый лебедь на зелёном фоне. Лебеди вяло трепыхались на задувавшем в щели сквозняке. На высоких деревянных арках была изображена ещё одна стая лебедей. Они не были белыми: эти лебеди давно полиняли стёкшей краской и оперились чёрной плесенью. По залу были расставлены вёдра, а по столу – несколько серебряных тазов. В них падали капли, просачивавшиеся через дырявую крышу. В дальнем конце зала слуга открывал бутылки, которые при этом торжественно хлопали. Над верхней галереей репетировал певец. Его печальному пению с самым строгим видом внимали несколько музыкантов.
На галерее, где очутился Тоби, на латунном карнизе висела приоткрытая штора, из-за которой можно было незаметно наблюдать за происходящим внизу. И Тоби узнал спину наблюдателя.