Но через два дня боли не исчезли; они стали сильнее и продолжали усиливаться, словно что-то внутри нее было опоясано проволокой, которая все затягивалась, чтобы разрезать это нечто пополам. Боль длилась часами, потом наступали несколько минут, когда ее почти не было, но боль лишь готовилась к новому натиску. От аспирина было мало толку, а принять еще одну таблетку она боялась. Забытье, когда оно приходило, приносило с собой беспокойные сны, в которых она сражалась с громадными пауками, поймавшими ее в ванной, или отчаянно тянула маленький черный кустик, пустивший корни посреди ковра в спальне. Она просыпалась уставшая, ощущая усилившуюся боль.
— Иногда так бывает, — пояснил доктор Сапирштейн. — Теперь боль может прекратиться в любой момент. Вы действительно правду сказали о своем возрасте? Обычно подобные проблемы встречаются у женщин постарше, когда суставы уже не столь эластичны.
Принеся питье, Минни стала успокаивать Розмари:
— Бедняжка. Не беспокойся, милая, мою племянницу в Толидо мучали точно такие же боли, как и еще двух женщин, которых я знаю. Зато роды были очень легкими, и у них появились прекрасные здоровые младенцы.
— Спасибо, — вздохнула Розмари.
Минни отодвинулась от нее с видом оскорбленной добродетели.
— Что ты хочешь сказать? Это же святая истинная правда! Клянусь богом, Розмари!
Лицо у Розмари сморщилось, посерело, под глазами появились круги, она выглядела ужасно. Гай же утверждал обратное:
— Да о чем ты? Ты великолепно выглядишь. Если уж хочешь начистоту — ужасна прическа. Это самая большая ошибка в твоей жизни.
Теперь боль стала неотступной, никаких передышек больше не было. Розмари терпела ее, жила с ней, засыпая ночью лишь на несколько часов, и пила один аспирин даже в тех случаях, когда доктор Сапирштейн разрешал два. Не было и речи о том, чтобы сходить куда-нибудь вместе с Джоан или Элизой, отправиться на занятия по скульптуре или за покупками. Она сидела дома, заказывала продукты по телефону, шила занавески для детской и начала, наконец, читать «Упадок и разрушение Римской империи». Иногда во второй половине дня заглядывали Минни или Роман поболтать немножко и узнать, не нужно ли ей чего. Однажды Лаура-Луиза притащила полный поднос имбирных пряников. Ей еще не говорили, что Розмари беременна.
— Господи, да мне и в правду нравится прическа, Розмари. Вы такая хорошенькая, такая современная.
Она была удивлена, узнав, что Розмари себя неважно чувствует.
Когда пробная серия была, наконец, закончена, Гай стал основную часть времени проводить дома. Он больше не занимался с Домиником, преподавателем по риторике, не уходил после полудня на прослушивания и пробы. Он сейчас снимался в двух выгодных рекламах для «Пэлл-Мэлл» и «Тексако», а репетиции пьесы «Я вас раньше нигде не видел?» теперь уже точно должны были начаться в середине января. Он помогал Розмари убирать квартиру, играл с ней в «скрэббл» на время — по доллару за партию. К телефону подходил Гай и, когда спрашивали Розмари, придумывал правдоподобные предлоги, чтобы не звать ее.
Розмари хотела устроить обед в День Благодарения для своих друзей, у которых, как у них с Гаем, тоже не было родни поблизости, но из-за неотступной боли и постоянного беспокойства о благополучии Эндрю-или-Мелинды решила отказаться от своей затеи, и вместо этого они в конце концов пошли к Минни и Роману.
ГЛАВА 2
Как-то в декабре во второй половине дня, когда Гай был на съемках рекламного ролика для «Пэлл-Мэлл», позвонил Хатч:
— Я тут поблизости за углом, зашел в Сити-Сентр за билетами на Марселя Марсо. А вы с Гаем не хотите пойти в пятницу вечером?
— Вряд ли, Хатч. В последнее время я себя не слишком хорошо чувствую. А у Гая на этой неделе два рекламных ролика.
— Что с тобой такое?
— Ничего особенного. Так, легкое недомогание.
— Можно мне заглянуть на несколько минут?
— Конечно. Буду очень рада тебя видеть.
Она быстро натянула широкие брюки и вязаную кофточку, причесалась и накрасила губы. Резкий приступ боли заставил ее на миг закрыть глаза и сжать зубы, но потом боль ослабла до своего обычного уровня, и Розмари, с облегчением переведя дух, продолжала причесываться.
Увидев Розмари, Хатч уставился на нее и воскликнул:
— Боже праведный!
— Это «Видаль Сэссон», сейчас очень модно.
— Да что с тобой? Я совсем не про прическу.
— Неужели я настолько плохо выгляжу? — она взяла его пальто и шляпу, повесила на вешалку, не переставая сиять застывшей улыбкой.
— Ты выглядишь жутко. Ты черт знает как похудела, и у тебя такие круги под глазами, что и панда бы обзавидовалась. Уж не на одной ли ты из этих пресловутых «дзэн-диет»?
— Нет.
— Что же тогда? Ты была у врача?
— Ну ладно, думаю, могу сказать тебе. Я беременна. На третьем месяце.
Хатч в недоумении посмотрел на нее:
— Это смешно. Беременные полнеют, а не худеют. И они кажутся здоровыми, а не…