Город Великого Страха

В пятницу двадцать четвертого июня во второй половине дня Розмари пошла к «Тиффани» купить еще двадцать пять конвертов и там, в канцелярском отделе, встретила Доминика Поззо, бывшего преподавателя Гая по риторике. Этот маленький смуглый горбатый человек с неприятным дребезжащим голосом схватил Розмари за руку и принялся поздравлять ее с тем, как хорошо она выглядит, и с тем, что Гаю недавно так повезло, хотя в этом Доминик не видел никакой своей заслуги. Розмари рассказала о пьесе, в которой собирался играть Гай, и о последнем предложении «Уорнер Бразерс». Доминик был в восторге: вот теперь-то Гай сможет по-настоящему воспользоваться плодами усиленных занятий. Он объяснил, каким образом, потом вынудил Розмари пообещать, что она заставит Гая позвонить ему, и, пожелав всего наилучшего, повернулся к лифтам. Розмари поймала его руку.

— Я так и не поблагодарила вас за билеты на «Романтиков». Мне ужасно понравилось. Это никогда не сойдет со сцены, как пьесы Агаты Кристи в Лондоне.

— «Романтики»? — удивился Доминик.

— Вы дали Гаю два билета. Еще давно. Осенью. Я ходила с подругой. Гай уже видел спектакль.

— Я никогда не давал билетов на «Романтиков».

— Да нет же, прошлой осенью.

— Нет, милая моя. Я никому никогда не давал билетов на «Романтиков», мне и давать-то было нечего. Вы ошибаетесь.

— Я уверена, он сказал, что получил их от вас.

— Тогда он ошибается, — заявил Доминик. — Попросите его позвонить мне, ладно?

— Да. Да, конечно.

Странно, думала Розмари, стоя у светофора на переходе через Пятую авеню. Гай на самом деле сказал, что ему билеты дал Доминик, в этом она была уверена. Она вспомнила, что еще колебалась, посылать ли Доминику письмо с благодарностью, и в конце концов решила, что это не обязательно. Она не может ошибиться.

Но и Гай не мог ошибиться. Ему не каждый день даром достаются билеты; он должен помнить, кто дал их ему. Он что, специально соврал ей? Может, ему никто и не давал билетов, а он нашел их и оставил себе. Нет, в театре мог бы разразиться скандал, он бы не стал так подставлять ее.

На Пятьдесят седьмой стрит Розмари повернула на запад. Она шла очень медленно, спина ныла, огромный живот тянул к земле. День был влажный и жаркий, уже 92 по Фаренгейту, и температура все поднималась. Розмари шла очень медленно.

У него были какие-то причины, делавшие нежелательным ее присутствие в квартире в тот вечер? Неужели он сам пошел и купил билеты? Чтобы у него была возможность полностью отдаться сцене, над которой он тогда работал? Но если это так, не надо было ничего выдумывать; в старой однокомнатной квартире он не раз просил ее оставить его одного часа на два, и она охотно уходила. В большинстве же случаев он предпочитал, чтобы она оставалась, была его слушателем, его партнером.

Неужели девушка? Одна из его бывших пассий, которой мало было двух часов? А запах ее духов Гай смывал под душем, когда Розмари вернулась. Нет, в тот вечер квартира пропахла не духами, а корнем танниса; из-за этого ей пришлось завернуть амулет в фольгу. Да и Гай, если бы провел с кем-то первую половину ночи, не смог быть столь энергичным и страстным. Она вспомнила, что в постели он был тогда необычайно яростным, потом, когда он заснул, она слышала пение и флейту у Минни и Романа.

Нет, не флейту. Блокфлейту доктора Шенда.

Значит, вот как Гай узнал об этом? В тот вечер он был там? На шабаше…

Розмари остановилась и посмотрела на витрину «Анри Банделя», потому что больше ей не хотелось думать о ведьмах, шабашах, крови младенцев и о том, что Гай там был. Зачем она встретила этого глупого Доминика? Вообще она зря сегодня вышла из дома. Было слишком жарко и влажно.

В витрине было выставлено шикарное креповое платье малинового цвета, похожее на модель Руди Гернерича. Как-нибудь после следующего вторника, когда фигура ее приобретет привычные очертания, она, может быть, зайдет взглянуть на цену. А заодно и на лимонно-желтые брюки с поясом на бедрах, и на малиновую блузку…

В конце концов ей все же пришлось продолжить. Продолжить свой путь, свои размышления, а ребенок тем временем не переставал ворочаться.

В книге, которую выкинул Гай, говорилось о церемонии обращения, о том, как новичков посвящают в члены ордена при помощи обетов и крещения, помазания и нанесения «ведьминого знака». Неужели это возможно, что Гай (душ понадобился, чтобы уничтожить запах, оставшийся после помазания таннисом) вступил в орден? Что он (нет, этого не может быть!) один из них, и где-то на теле у него есть свидетельствующее об этом клеймо?

На плече у него был пластырь телесного цвета. Она видела его в гримерной в Филадельфии. («Чертов прыщ!» — выругался он, когда она поинтересовалась), но плечо было заклеено пластырем и несколькими месяцами раньше («Неужели тот же самый?» — удивилась она). А сейчас пластырь еще там?

Розмари не знала. Гай больше не спал голым. Раньше он так делал, особенно в жаркую погоду. А теперь нет, уже многие месяцы. Теперь он каждую ночь надевал пижаму. Когда она в последний раз видела его обнаженным?

Загудела машина; Розмари переходила Шестую авеню.