Города и встречи

Мой Миша-маленький забросал меня вопросами относительно моего полета и Манглиса, мы вместе позавтракали и вышли из дома только около одиннадцати часов, собираясь отправиться в серные бани.

На углу Чавчавадзевской и Головинского проспекта стоял красноармейский патруль, который почему-то не пропустил нас. Мы остановились и с любопытством заглядывали в обе стороны проспекта. С нами стояло еще несколько человек, которых тоже задержали, и один из них доверительно сказал мне вполголоса, что сейчас по Головинскому пройдут войска — утром уже шли! — по направлению к дворцу.

Действительно, колонна красноармейцев с винтовками промаршировала мимо нас, направляясь в сторону бывшего дворца наместника, где помещался Совнарком Закавказской Федерации. Улица была пуста, на противоположном тротуаре у здания Оперного театра тоже виднелись часовые. Мы подождали немного, но незаметно было, чтобы патрули ушли, — напротив того, маленький отряд двинулся наверх по нашей улице. Шедший во главе отряда чекист предложил нам вежливо: «Граждане, идите по домам».

Мы вернулись к себе, пытаясь узнать что-нибудь у соседей, но оказалось, что на службу пропускали всех беспрепятственно, а гуляние и околачивание на улице не допускалось.

Правда, нашу фрау Мари, которая отправилась за покупками, пропустили туда и обратно.

Нас снедало любопытство, но телефонов в нашем доме почти не было, кроме квартиры Гогоберидзе. Я отправила в его квартиру фрау Мари, и она узнала от работницы, что его вызвали рано утром в Совнарком и больше от него известий не было. Часа в четыре он сам позвонил по телефону домой и сказал, чтобы его не ждали к обеду.

Я побежала к газетчику на угол, но газеты в тот день не выходили[660]. Оставалось ждать возвращения Миши Ферберга. В пять часов ввалился Борис Ферберг прямо с завода и сообщил, что утром в городе было выступление меньшевиков, попытка захватить власть, которая провалилась[661]. Подробностей он не знал.

Мы ждали прихода Миши, не дождались и пообедали без него. К вечеру Борис пошел во дворец, где работал Миша, чтобы узнать, что произошло. Его не пропустили. Дворец был окружен красноармейцами, и когда Борис пытался заявить, что идет к брату, который служит в комиссариате финансов, ему ответили, что служебные часы закончены, а без пропуска в здание входить нельзя. Он придумал, что хочет повидать секретаря Заккрайкома Гогоберидзе, и пробился к коменданту дворца за пропуском. Ему ответили, что Заккрайком заседает и Гогоберидзе вызвать нельзя. Борис вернулся растерянный и сказал:

— Что-то случилось таинственное и нехорошее.

Фрау Мари, которую мы спустя некоторое время снова направили на квартиру Гогоберидзе, сообщила, что он снова звонил по телефону и сообщил: «Остаюсь на всю ночь дежурить. Не ждите».

В этот вечер никто не приходил к нам и мы ни к кому не ходили. Мы волновались. Тяжелая тревога, отсутствие газет местных и центральных, неизвестность, непонятное исчезновение Миши Ферберга — все это держало нервы в напряжении; и звезды в небе, и огни Тифлиса, и ночная прохлада на балконе были уже не те, на всем лежала тень тревоги и предчувствие нежданно разразившейся беды.

Миша не ночевал дома, Гогоберидзе тоже провел ночь на службе. Утром я решила отправиться в редакцию газеты «Заря Востока» и узнать, что произошло. Караул у входа в редакцию не хотел было меня пропустить, но я пустила в ход все свои ленинградские удостоверения, и они в конце концов подействовали. В пустой комнате редакции сидел секретарь и хмуро правил какие-то корректуры. Он встретил меня сурово, на мой вопрос о том, могу ли я повидать Павленко, хмуро ответил, что тот в районе, сказав, что газета выйдет с опозданием, но сегодня будет обязательно. Я поняла, что расспрашивать здесь не о чем, и прошла в комнату литературной редакции, где нашла нашего ростовского поэта Михаила Юрина. Строго и нехотя он сказал мне, что в городе было выступление меньшевиков, подробностей он сообщить не может.

— О Табидзе и Яшвили ничего не знаю. Вряд ли они сейчас дома.

— Арестованы?

— Ничего не могу сказать.

Я вернулась домой с ощущением усиливающейся тревоги и гнета. Фрау Мари сообщила мне, что ночью шли аресты по всему Тифлису. Оказывается, чекисты были в соседнем доме, но в наш дом не приходили. Это обстоятельство немного успокоило меня, и я подумала, что всех сотрудников Заккрайкома перевели на казарменное положение. Когда Борис вернулся с завода, он подтвердил, что в городе ночью шли обыски и аресты. В принесенном номере «Зари Востока» не было ничего такого, что могло рассеять нашу тревогу. Вообще, о событиях в Тифлисе не было в газете ни слова[662].

Миша не ночевал дома и в эту ночь и на третью тоже не вернулся домой. Гогоберидзе пришел на четвертый день и сразу лег спать. К вечеру четвертого дня я разбудила его, но и он ничего не знал о Мише Ферберге. Он обещал навести справку в Наркомфине на следующий день.