Городок мой, Сиривада

Однажды дядя и тетка пришли к ним и потребовали решительного ответа. Мать заявила, что если дети согласны, то она ничего не имеет против. «Ну, что ж, наяна! — обратился дядя к Шрихари. — Тебе решать». Шрихари через силу выдавил из себя, что торопиться со свадьбой не к чему. Дядя очень рассердился. Вмешалась мать и заметила, что надо же еще спросить и Дургу. Шрихари почувствовал облегчение, услышав ее слова. Тетка заворчала: «Она еще дитя… К чему это ее спрашивать? Как старшие скажут, так и сделает…» Дурга сидела молча, как будто воды в рот набрала. У Шрихари не хватило духу протестовать, и день свадьбы был назначен.

Во время свадьбы Дурга тоже рта не открывала и была, казалось, в каком-то оцепенении. Она даже не шевельнулась, когда золотистые зерна риса, окрашенные куркумой, шелестя, падали с ее черных волос на землю.

Наступил тот момент свадебной церемонии, когда у дверей дома невеста должна произнести имя жениха, а жених — имя невесты, но Дурга молчала, закусив губы. Все родные ее уговаривали, мать вышла из терпения и отругала. Дурга заплакала, но продолжала молчать. Тогда решили оставить ее в покое. «Ну, ладно, не плачь… входи так… совсем глупая, ребенок еще…»

Кажется, в глубине души она любила его, подумал Шрихари, но все время испытывала недовольство, неудовлетворенность их браком… И детей любила, но нередко била их безжалостно. При скудном существовании, ставшем ее уделом, она не переставала мечтать о драгоценностях, дорогих нарядах, роскошной и беззаботной жизни… А что мог поделать Шрихари? Ему тоже жизнь казалась безотрадной.

Дети, жена, болезни, на службе — какие-то перемещения в должности, но все то же нищенское жалованье. Четверо детей болели непрестанно — то кашель, то насморк, то лихорадка…

Юноша, сидевший перед Шрихари, наконец ухитрился вытащить из носового платка шпаргалку, подсунул ее под чистые листы бумаги и начал переписывать. Через несколько минут к нему подошел преподаватель, схватил шпаргалку и вывел парня из зала.

Почти все экзаменующиеся с тревожным или сочувственным любопытством наблюдали эту сцену; когда преподаватель вернулся на свое место, все уже уткнулись в свои работы.

Шрихари Рао со вздохом взял листок с неоконченным решением и попытался найти ошибку. Это ему не удалось, и он снова положил перо и закрыл глаза ладонью.

К этому времени Рави уже написал работу и проверил ее. Он обернулся и увидел унылую физиономию Шрихари и лежащий перед ним листок с перечеркнутым решением. Через минуту Шрихари почувствовал, что его ногу толкнули под столом; подняв голову, он увидел, как Рави, слегка отклонившись вбок, положил перед собой два листка, давая Шрихари возможность списать решения.

Шрихари понял… У него блеснула надежда… Два решения переписать — и наберется проходной балл. А оставшиеся экзамены для него не так трудны… Стыдно переписывать, но ведь от этого зависит повышение по службе… Надбавка к жалованью… Он взял перо, вытер пот, выступивший на лбу. В это время к ним направился преподаватель. Рави мгновенно нагнулся над своими листками. «Вы что же, подсматриваете? — укоризненно сказал преподаватель, обращаясь к Шрихари. — У этого малыша списать хотите? На этот раз только предупреждаю, если замечу еще — обоих выставлю с экзамена».

Шрихари Рао закрыл лицо руками. Ему хотелось встать и уйти, но все будут насмешливо глядеть вслед. Лучше подождать… Прозвенел последний звонок. Шрихари быстро поднялся, вышел и, прислонившись к колонне в вестибюле, стал ждать Рави. Голова у него кружилась от голода. Наконец, вышел Рави и направился к нему.

— Что ж вы, хоть пробовали решать? — спросил он сочувственно.

— Пробовал, да что толку, — ответил Шрихари, опустив голову. Они вместе вышли из колледжа.

— Я ни одной задачи не решил, так что нет смысла приходить на следующий экзамен… Сегодня уеду… — сказал Шрихари.

— Еще раз попробуйте, подготовьтесь… — посоветовал Рави.

Денег нет, чтобы снова платить за право держать экзамены… подумал Шрихари Рао. Одно только кольцо было…

Вместе сели в автобус. Шрихари машинально сошел на той же остановке, что и Рави, и брел рядом с ним. Рави остановился перед небольшим двухэтажным домом и сказал:

— Зайдите к нам, отдохнете немножко.

Они вошли в просторную квартиру. В гостиной были мягкие кресла, круглый стол хорошего дерева, радиола. На окнах — красивые легкие занавески. Наверное, отец Рави — крупный чиновник, подумал Шрихари Рао.

Рави усадил гостя в кресло, извинился и вышел. Шрихари оглядел комнату — со вкусом обставленную, уютную. Очень ему тут понравилось. Каждая безделушка, обивка мебели, занавеси радовали глаз.

На стене висела большая фотография — вероятно, родители Рави. Лицо женщины на портрете казалось Шрихари давно знакомым…

Рави вошел с кофейником и чашкой.

— Выпейте кофе, — сказал он.

— Да нет, — пробормотал Шрихари, — мне надо идти.

— Выпейте, — раздался приветливый женский голос. В дверях гостиной стояла мать Рави.

— Мама, это он, — сказал Рави.