Горожане солнца

Кое-как Директор выкарабкался из пещеры на берег. Шум реки стал сильнее. Он нащупал веревку и проследил ее путь. Один конец был обвязан за береговую сосульку, другой рвался из руки, и его движения казались согласными с ритмом подъема и спада потока. Перехватив веревку поудобнее, Директор вытащил нож и стал резать ее чуть выше места, за которое держался. Резалось с трудом — нож, вернее обломок его, был очень туп. Наконец удалось, и освобожденный конец сильно дернул Директора за руку. Он успел отпустить веревку, но равновесие было потеряно: взмахнув руками, Директор упал. К счастью, в последний миг успел увернуться и упал не грудью вперед, в пустоту, а набок и рукой ухватился за лед. Нож улетел.

Тогда Директор пополз вдоль обрыва туда, где увеличивался грохот и гул. Путь делался все труднее.

В тех местах, где Директор соприкасался с миром, его тело медленно разрушалось. Особенно страдала голова, гораздо менее, чем колени и ладони, готовая к столкновению с камнем и льдом. Но хотя Директор истирался и оббивался о препятствия, расходовался он все-таки медленно и мог бы проползти еще, наверное, тысячу дней.

Но в этом не было нужды. Преодолев самую трудную точку перевала, Директор ощутил неодолимое стремление вниз. Гул окружил Директора со всех сторон. Впереди он увидел скалу — изувеченный край темноты на сером светящемся фоне. Потом под рукой ничего не оказалось, и Директор покатился вниз. Камни били в самые неожиданные места. Последний ударил Директора в живот и остался так лежать. Директор тоже полежал. Ветер пронизывал до костей. Убедившись, что камни успокоились, Директор подобрал к животу руки, ноги, перевернулся спиной наверх и открыл глаза. Перед собой он увидел море.

Оно стояло стеной ровно до половины мира. Подергиваясь живыми, блеклыми и блестящими, как масло, складками, у самого горизонта книзу оно медленно потухало, морщилось. Морщины становились все подвижнее и крупнее и наконец возле самого Директора набегали тяжелыми длинными пластами, шлепались всей длиною о лед и пропадали из глаз. Середина же моря стояла глухая, и там чувствовалась его чудовищная глубина.

Директор попробовал подняться на ноги и сумел. Он побрел направо, осторожно трогая подошвами валунно-льдинную поверхность побережья.

Вскоре путь ему пересек кипящий разлив воды — река, подземная река. Набегая из далекого водопада, скрытого тьмой, вода неслась поверх стертых каменных глыб и отдавалась морю. Совсем рядом от берега, в месте смешения вод, маячила лодка. Она была пустая и совершенно целая. Длинный обрывок веревки поднимался и опадал вместе с волнами.

Директор вступил в реку. Ледяная сила тащила его в море, а ветер, наоборот, сгибал тело в направлении тьмы. Директор наклонился и двинулся, хватаясь за камни пальцами. Рукава фрака отяжелели до самых плеч.

Когда Директор выбрался на другой берег, холод заставил его шевелиться быстрее. Он запыхался. В полумраке он видел спереди и над собой каменные отвалы, обломки, белесые столбы и натеки льда. Это тянулось, сколько хватало глаз, впереди вперед, пока сумрак не растворял очертаний. Запинаясь и валясь во все стороны, Директор шагнул туда. Бесконечность видимого пути сдавила его дыхание.

Напрягая глаза, собрав на это все силы, он видел только пустоту, пустоту и море, море и мрак, спереди и сзади мрак без конца. Здесь не было того, чего ему хотелось, и, может быть, этого нигде не было. Этого настолько нигде не было, что тупые всхлипывания у Директора внутри переросли в короткий визг и умерли. Но ноги держали Директора, и все его туловище было пока еще живо. Оно побрело куда-то вдоль берега. Вдруг, шагах в ста наверху, крошечная звезда, как игла, вспыхнула и исчезла между камней. Директор, будто пронзенный, крикнул.

Гул ветра и моря не пустил этот крик, он отлетел и рассеялся, как комочек сухой травы. Но крик выжег у Директора все силы, все до конца, и Директор сел.

Свет появился опять. Тогда оказалось, что Директор бежит.

Он сам не понимал своего бега. Камни, между которых появлялась и вспыхивала лимонная лампа, должны были оказаться рядом, немедленно, сию же секунду рядом, но не оказывались и не оказывались, не оказывались и не оказывались…

Сначала он увидел фонарь, кокосовый фонарь, стоявший в расщелине, и бледную, полуосвещенную девочку рядом. Она еле улыбалась, тяжело откинувшись назад. Через плечо ее шла белая перевязь, дважды окружающая ее пояс и закрепленная узлом. На узле, подсунутые под перевязь, лежали с десяток длинных, изуродованных и облизанных морем древесных корней. Губы серые, и две крохотные ноздри, и лицо очень худое — маленький, твердый орех. Руки, обнимающие корни, красные, обожженные ледяным ветром. Она показалась Директору совсем взрослой, лет одиннадцати. Но ведь не могло пройти столько времени! Секунду после он увидел ее голову, ее еле отросший ежик, такой же, каким Директор помнил его и прежде, и тогда она опять стала своего возраста и размера.

Девочка указала вниз. В расщелине между камнями застрял изогнутый корень.