Горожане солнца

Наконец они коснулись какой-то коробки. Мишата сняла осторожно крышку. Не смея проникнуть дальше, она сдвинула на нос повязку и не поверила своим глазам…

Это была подвальная комната Директора. На столе, сделанном из стенгазетного щита, горела свеча, которую они, уходя, забыли задуть. Сухой хлеб, стаканы, тарелки из-под завтрака лежали кое-как. Топчан валялся полузастелен. Голова глобуса мягко сияла в полумраке. Гора паровозиков-пустышек мерцала в углу.

Перед Мишатой лежала директорская коллекция в коробке из-под торта, завернутая в исписанную бумагу. Директор засмеялся.

Мишата оглянулась на него. Директор сидел на стуле, куда опустился в минуту слабости. Удивительный рождался у него смех, он сам, наверное, так смеялся первый раз в жизни. Он смеялся, как будто омолаживался. Смех расправлял его, как ветер расправляет воздушного змея, поднимая в небо.

— Погодите смеяться, — попросила Мишата. Директор взглянул на нее сквозь слезы, но смех прекратил.

Она стояла над коробкой, ожидая, пока выровняется дыхание. Потом подняла коробку и взглянула под нее. Там ничего не было.

— Еще погодите.

Опустившись на колени, она взглянула под стол. Директор подался вперед, наблюдая. Побыв так немного, Мишата выпрямилась и опять замерла.

— Что там? — спросила она, постучав по столу.

Директор пожал плечами. Мишата передала ему коробку.

— Помогите мне.

Он встал и помог ей перевернуть крышку. Там оказалась стенгазета, посвященная пятидесятилетию армии.

Оба они уставились на покоробленный, в желтых разводах лист, заклеенный заметками и фотографиями.

— Ну вот, — коротко вздохнув, сказала Мишата. Она указала Директору пальцем и отошла от стола.

— Смотрите, а я пойду, — сказала Мишата. — Я, как рыба, пропиталась тьмой. Я ничего не вижу почти что. У меня ни рук, ни ног нету. Мне надо срочно наружу.

И отперла дверь и вышла, оставив склонившегося над фотографией Директора. Заметка называлась «Ветеран революции». На фотографии изображался бронированный паровоз с вагончиком, окруженный музейной оградкой. Подпись гласила: «Бронепоезд “Новое время” на последней стоянке».

Сказка про Горбынека

Где ты, о Горбынeк, о пастырь-слесарь со справкой сантехника и душой кузнеца! Как давно не являлась в городской полуночи тень крючковатой твоей фигуры! Как благодушно глядит теперь партизан в темноту, не ведая страха, не помня Горбынека! Как мирно дремлют стальные катухи, чей сон не тревожит пламя!

Но мы, избежавшие жабьего жребия, мы, крадущиеся в темноте, мы видим беспечный взгляд партизана, дрему катуха, дугообразный шорох влекомого ветром стаканчика из-под солярки и говорим: недолго! Недолго витать вам в испарениях солярного благодушия! Недолго часовщику тарахтеть костяшками, пересчитывая не удавшиеся человеку жизни! Недолго, говорим мы и вспоминаем Горбынeкa — карлика, слесаря, художника, полководца.

С юности ему был привычен оранжевый жилет партизана.

Он был сантехником, рядовым рабочим карликовых бригад, что специально создавались для действий в тесных коммунальных данных и кухнях.