Горожане солнца

Пулеметы расхохотались. Залп, единственный залп, который успели дать партизаны из отбойных своих орудий, скатился с бортов нападающих, как черешня. Ванны вкатились под брюхо машин, не задев их. Механические пупы были поражены залпом сквозь амбразуры слива, их жилы были подрублены, и ядовитый сок побежал по свежему асфальту, возжаждав пламени. Зеленый рассвет родился над городом, подпертый тремя колоннами дыма. Машины медленно разваливались в нем, как забытые пироги. Так отпраздновал свое появление на свет страшный отряд Горбынeка.

Что же ты помрачнел, партизан, что ты съежился? Что ты ходишь горой?

Ты помрачнел, потому что мрачны по утрам горелые стройплощадки.

Съежен, потому что город глядит тебе в спину.

Ищешь врага? Но как среди ванн, тысяч городских ванн, ты отыщешь ту ванну-оборотня, что ночью перекидывается в жестокого хищника? Как в детских площадках, с утра до вечера полных трехколесного шума, ты расслышишь те самые колеса, на которых сама судьба кралась к тебе ночью? Бесшумна ванна, обратима, лerка, эмальна, недосягаема электричеству и отбойному молотку, она выкатывается из тьмы внезапно, она самой природой окрашена в серые тона асфальта, и ванн таких не три уже, а двадцать, и каждую ночь празднует Горбынек свои удушливые костры.

Все свое техническое искусство, служившее раньше ремонту мира, бросил Горбынeк теперь на его разрушение. Самый страшный поджигатель — бывший пожарник, самый чудовищный отравитель — бывший аптекарь. Самый ужасный убийца машин — разочарованный слесарь, для чьей отвертки, направленной в сердце механизма, не существует преград.