Горожане солнца

— Ну ты, чертова снежная кукла! — крикнула Фара, и слезы как искры брызнули у нее из глаз. — Ну сделай же что-нибудь! — Мишата стояла оцепенев. Фара наставила на нее палец: — И ты хочешь сломать Часы? Да ты сама механизм! Заводная игрушка, болванка на батарейках. Да ты хуже любого часовщика! Посмотри на се. бя получше! Да ты от дневного света воротишься! На тебе волосы все сгорели! Кости торчат, как у падали, в лохмотьях ходишь, в плесени спишь, паутиной питаешься! Да тобой хоть в футбол уже играй, хоть кол забивай! Да ты вообще хоть что-нибудь чувствуешь? Хоть что-нибудь, хоть чуть-чуть? А? Ну, говори, говори, — затопала она ногой, — быстро говори Директору, что уйдешь сейчас со мной, если Зауча не отпустят!

— Я не могу такого сказать, — произнесла Мишата. Она стояла опустив голову, и Фара застыла, — я ничего вообще не могу. Я все чувствую, но внутри. А снаружи меня и нету, я просто туфли, в которых сегодня ходит судьба.

— Гадина! — крикнула Фара даже с каким-то изумлением и отшатнулась. — Ну ладно! Ладно! — повернулась она к Директору. — Оставайтесь вы все, а я пошла. Посмотрим, как вы будете устраиваться с вашей вонючей вечностью! А своих друзей освобожу и без вас! Сама придумаю что-нибудь! Ну, — взмахнула она волосами, — последний раз: меняете меня на Зауча?

Никто не ответил.

— Меняете?

— Нет, — бесчувственно, не глядя, ответил Директор.

— Ну и будет ваша вечность без меня дырявая!

И она, тяжело ступая в снегу, пошла.

— Нет, — сказал опять Директор.

И сразу что-то тяжелое свалилось на пути Фары.

Это прыгнули старый лифтер и Богдыханов, украшавшие котел мишурой и маскировавшие в ней взрывпакеты. Теперь, растопырив руки, эти двое загородили Фаре дорогу…

Фара резко повернула в сторону, обойти их, но чья-то рука толкнула ее назад. Не то чтобы толкнула, просто остановила, но Фаре пришлось шагнуть обратно, чтобы не упасть. Она оглянулась — куда идти? И сразу же пустота справа закрылась фигурой карлика. Фара оказалась окруженной с трех сторон, а слева был паровоз.

Секунду, словно не понимая, Фара стояла столбом, потом, взвизгнув, бросилась снова вперед и тут же полетела в снег, на этот раз отброшенная по-настоящему.

— Поедут все, — властно произнес Директор.

Тогда Фара моментально вывернулась на четвереньки и, взметнув снег, кинулась под колеса поезда. Мишате показалось, что Фара сейчас нырнет под паровоз, но она подхватила свой нож и вскочила на ноги. Держа нож острием наружу, она выпрямилась. Лифтер-возничий, Богдыханов и карлик бросились к ней, подумав, что она хочет сбежать, но, при виде ножа растерявшись, отступили. Тогда Фара махнула ножом, как бы одобряя их движение прочь, и они на этот взмах, опять неосознанно подчинившись, отступили еще на полшага.

Первым опомнился Горбынeк. Присев, он начал кружить вокруг Фары. Рукой, живущей словно отдельно от всей его мягкой крадущейся фигуры, карлик вынул маленький пузырек… Мишата испытала огромное облегчение. Почти полное облегчение. Только одно, последнее мешало ей, но полвзгляда было достаточно, чтобы и эта помеха исчезла: Директор стоял неподвижно, вытянув лицо, которое впервые показалось Мишате необыкновенно красивым. Неловко, путаясь, она засунула руку в телогрейку и потянула из кармана пистолет. Он цеплялся за подкладку, а она, продолжая дергать, подбежала к Фаре, прижалась сбоку к ней и все тащила…

— Нет, этого нельзя, — спокойно говорила Мишата.

И все пыталась загородить как-то Фару, но Фарина вытянутая рука с ножом не пускала Мишату. Мишата упиралась, а Фара ее давила и теснила, и они неловко топтались вдоль паровоза. Они бы так и упали, но тут шагнул Господин и, повернувшись, подпер их слева. Тогда Мишата с Фарой перестали валиться набок и остановились, уже втроем. Карлик тоже остановился напротив, присев по-заячьи, готовя прыжок; тут Мишата наконец вынула пистолет и подняла перед собой двумя руками за ствол, будто предлагая кому-то в дар. Так держать его было бессмысленно, но Мишата и не думала о смысле. Она следила только за тем, как медленно отваливаются от оставшегося обломка времени секунды, как столь же медленно накапливается в фигурах вокруг незнакомая темная сила и как нарастает чувство безысходности.

Все медлили… Вдруг шевеление справа привлекло их взгляды. Это была Зауч, которая спиной ко всем спускалась из кабины паровоза. Она спускалась суетливо, уродливо, торопясь, сумка мешала ей, но она не догадывалась бросить. Что-то ужасное было в этой торопливости, и ясно что: она единственная не была во власти торжественной и грозной паузы, объединившей остальных. Не так ужасны показались Мишате угрожающие фигуры впереди, как нога Зауча, нащупывающая снег под последней ступенью; и как только он был нащупан, палец Мишаты тоже нашел в пистолете тот изгиб, за которым пропасть. И Мишата поняла, что сейчас она опередит всех, и даже Зауча, что сейчас она прыгнет первой.

— Стойте! — рявкнул Директор.

Зауч замерла на секунду с одной ногой на ступеньке и другой на снегу.

— Стойте, — повторил Директор почти шепотом. Мишата опустила пистолет немного вниз.