Горожане солнца

— Хорошо, — сказала она наконец, с усилием, пожав плечами, — вы меня заинтриговали. Отчего бы и не посмотреть, как вы срамитесь. Даже любопытно. Подайте, пожалуйста, сапоги и пальто.

Восемь закутанных фигур с чемоданами стояли на разбитом кафеле прихожей. За дверями полыхала метель. Крохотная лампочка освещала всех с потолка. Тени веером лежали на кафеле и были испорчены в выбоинах. Директор поставил чемодан и опустился на колени. Он нагнулся к Мишатиной тени и поцеловал ее; бросил щепотку невидимого порошка, пошептал немного, раскачиваясь.

«Это последняя лампочка и последняя отброшенная мною безопасная тень», — думала Мишата.

A Господин, легонько нагнувшись над нею, сказал:

— Здравствуйте, мальва. Как вы себя чувствуете?

— Привязанной к камню, который на краю пропасти и который я своими же руками сталкиваю.

— Я счастлив быть привязанным к одному с вами камню. Сейчас лучшая минута моей жизни. Минута, которая оправдывает все мое существование. Я близок к счастью, инфанта.

— Возможно, это плохо, — тщательно прислушиваясь к себе, выговорила Мишата. — Ведь мне… ведь для меня ваше присутствие… безразлично. Сейчас безразлично, в данный момент… а не вообще. Не будь вас, я чувствовала бы себя так же… А вы — не так же, не будь меня, а, видимо, хуже, да? Наша армия, значит, плохо уравновешена. Передо мной цель, а вы, значит, отвлекаетесь от моей цели на саму меня.

— Но для вас это и хорошо, хотя бы тем, — сказал Господин, — хотя бы тем, что, обещаю вам, если с нами случится что-то плохое, то с вами это случится с последней.

Мишата тихонько рассмеялась. Она оглянулась, а все, оказывается, смотрели на нее и ждали. Она бросила взгляд на дверь. Ее охватило такое детское, древнее чувство, как в сказке про девочку, которая так же открыла дверь и шагнула через полоску света в прихожую, где лежал мешок Деда Мороза. Мишата нажала на дверь. Чтобы сдвинуть ее, пришлось напрячь все силы, но, едва приоткрывшись, дверь распахнулась сама под напором метели.

Глава третья. Опасность подстерегает внутри и снаружи, но паровоз побеждает

Предновогодний вечер — самый пустынный в году. Ночь — самая многолюдная, а вечер пустынный. Дома забиты людьми, и зажжены все окна, а на улицах никого. Тем более во время вьюги. А если и встречается человек, то он обязательно бежит. Никогда не увидишь столько бегущих, сколько в предновогодний вечер. Над их головами грохочут взрывы, не умолкают лихие посвисты ракет, вспышки и трески распоротого неба. Человек бежит и иногда падает. Потом, переждав, устремляется дальше. Бегут даже те, кому некуда торопиться. В предновогодний вечер нелегко удержаться от бега.

Первые минуты пути отряд тоже бежал.

Но потом Директор взял себя в руки и приказал остальным перейти на шаг.

Двигались цепочкой вдоль стен, еле дыша, глубоко надвинув шляпы и цилиндры и храня молчание. У всех чемоданы, у Мишаты ранец, только Зауч, заточенная в середине отряда со своей бледной презрительной улыбкой, шла налегке, лишь с маленькой сумочкой. — Дома стояли освещенные целиком, до краев полные горячим праздником. И во многих окнах Мишата видела цветные созвездия елок. Елки в каждом окне, тысячи елок, на каждой огни, и эти огни изображают чудо, что должно произойти с Предсказанной елкой. Но люди уже не надеются на чудо и даже забыли о смысле древнего пророчества наряжать. Порывы вьюги несли клочки кухонных запахов, позванивание приборов, шелест ног и пение пира; но никто из празднующих не знал, что Предсказанная елка в эту минуту колышется на плече долговязого Богдыханова, а игрушки к ней едут в ранце Мишаты, и все это творится здесь же, под окнами, и неотвратимо движется к грандиозному своему концу.

Морщась от вьюги, Мишата всматривалась в громаду музея, во тьму меж высоких колонн и наконец с облегчением заметила скорченную фигурку Фары.

— Сюда, лезь сюда, здесь потише, — замахала руками Фара. Между колонн в одних местах дуло особенно жестоко, зато в других движения воздуха почти не чувствовалось. — Ух, какая толпа! — возбужденно прошептала Фара, глядя на подходивших взрослых. — Я мандаринов набрала, держи. И вот еще что взяла, — она отпахнула пальто и со значительностью приподняла из-за подкладки кухонный нож.

Мишата покивала. Из-за колонны, сквозь вьюгу и через забор, рассмотрела красные гирлянды заграждения, тени и взмахи.

— Чего это они как партизаны? — пожаловалась Фара. — Лампы эти красные, в жилетках все!

— Это же языки, — сказала Мишата, — разведчики, которые под видом партизан. Это их искусство — походить на партизан. Пойдем. Языки — наши союзники. Гляди, как они работают. Гляди, уже одни рельсы положены.