Горожане солнца

Так начался этот день, самый медленный день в году. Сидя на табуреточке и шевеля картофельным ножом, Мишата чувствовала небывалую протяженность дня. Каждая минута творилась долго, тягуче, заворачивалась В спираль, отделялась от временной массы неторопливо, как картофельная кожура. «Когда еще!» — говорила себе Мишата, наблюдая, с какой чудовищной медлительностью сякнут минуты. Ночь придвинулась на десять картошек, на три моркови, на один лук. Все это они с Фарой принялись обжаривать, устроив сковороду на спирали обогревателя. Пока закончили с едой, пока нарядили елку, синева снаружи исчезла. Мишата выглянула в окно, но увидела только тьму и морозные искры. В зеркале она отразилась измятая. Шлепая босиком, она отправилась в умывальню, устроенную в одном из бомбоубежищных ходов. Вода бралась из треснутой трубы отопления. Мишата долго возилась в теплом и ржавом ручье. Лампочка еле освещала убежищный ход, бредущий, спотыкаясь, в темную даль. Мишата поежилась.

«Хватит с меня подземелья навеки», — сказала она. Но главное подземелье ей предстояло вскорости встретить. Мишата была, в общем, готова. Причесавшись, она возвратилась в комнату, где Фара уже нюхала пироги. Часы дошли до половины седьмого. «Никакого страха, — отметила про себя Мишата, — пока одно лишь волнение».

Фара успела сложить и заколоть свои волосы и одета была в чистое новое платье. Кружевные рукавчики были аккуратно застегнуты на пуговицы. «Мне тоже пора подготовиться, — сказала себе Мишата. Но, взглянув на часы, добавила: — Успею! Вон сколько еще времени!»

Она набрала до отказа воздуха, подержала и тихо выпустила. Вынула свечи. Сначала, по привычке, зажгла только две, но потом Фара схватила остальные и стала зажигать одну за другой и расставлять везде. Комната заполнилась жарким светом. Здесь никогда еще не было так светло. Мишата словно впервые разглядела подвал: подгнившие ножки стола, кроватную сетку в известковых натеках, многозначительные пятна грибниц по углам… Разноцветные склянки директорской лаборатории набрасывали на все это еле видимую пелену цветного мерцания.

— Сидим будто внутри деньрожденного пирога.

— Директор придет — вот разозлится! «Нарушаете конспирацию!»

— Теперь уже все равно.

— Давай музыку включим!

Фара выволокла патефон и пластинку. Потекли сладкие и вялые звуки старинного танца. На чистой тряпочке Фара выложила горячий пирог, они уселись на диванные подушки и медленно съели почти половину. Съели пирог и выпили чай, и все это торжественно, просветленно, молча.

Почти догорели свечи. Музыка кончилась еще раньше. В комнате стало жарко от свечей, и Мишата встала и пошла их гасить. Она гасила свечу за свечой, и Фару делалось видно все хуже, и, когда сохранился всего один, у окна, огонек, от Фары остались только глаза.

— Смотри, — указала в окно Мишата, — там звезду видно.

Снег загораживал окно почти полностью, лишь на самом верху, у земли, оставалась щель и в ней — укольчик звезды. Фара присела рядом. Они сидели в треске единственной свечки, думая о своем.

— И что же, — тихо шевельнулась наконец Фара, — ты и вправду веришь — после полуночи мы перестанем стариться?

— Ну… как бы утратим возраст. Нам все возрасты сделаются доступны. Если тебе захочется, ты сколько угодно побудешь старушкой.

Они сидели очень близко — свеча между ними, — и шепот Фары наклонял огонь на Мишату, а когда та отвечала, огонь кивал Фаре. От этих перемен волны золотых искр ходили по заиндевелому стеклу, и всякий раз ледяные цветы изменяли облик.

— Вот смотри, — сказала Мишата, — это золото состоит из многих цветов — красного, зеленого, синего. Ледяной кристалл может принять любой цвет, смотря в каком направлении он повернут. Нет цвета, ему недоступного, и все благодаря его чистоте. Часы замутняют жизнь. Падут Часы — и каждая частица снега засветится собственным светом, а на земле станет светло, как на Солнце.

— Ты не очень-то уж мечтай, — подозрительно покосилась Фара.

— Это не просто мечты, — отвечала Мишата, — это знание. Смотри, какая красота! Ведь всякая красота — неспроста, это кусочек будущего, посланный, чтобы в нас силы поддержать. Гляди — кристаллы! Это почерк самого будущего. Оно изображает себя на стекле: стекло — это вечный лед, самый таинственный материал, мой народ так и не научился его делать. У нас считалось, что ледяные узоры — это виды вечной зимы. Это цветники и леса кристаллов, и каждый кристалл раскроется, как бутон, после остановки времени. Пока что все снежинки лежат тихо, но, как только мы уничтожим время, они оживут и расцветят весь мир. Представь себе, что начнется!

— Представляю… Сейчас на улице дубануться можно, а тогда, наверное, и дома дашь дубаря.

— Тебе не захочется сидеть дома! Вообрази только: тебе откроются все тайны кристаллосложения, по одному твоему слову изо льда будет создаваться любое — одежда и обувь, замки и парусники! Можно будет жить прямо в снегу, ни о чем не заботясь, только кататься с гор на лыжах, на санях, в снежки играть и не уставать никогда.