Горожане солнца

Руки у снеговика были толстые и короткие, заледенелые, поцарапанные: виднелись разные зарубки и насечки вроде календаря. Пальцев не было. В одном месте показался узор из вмерзших листков и иголочек. Когда Мицель была одета, только нос у нее остался снаружи. Мир едва виднелся из-под съехавшей шапки.

Снеговики с минуту постояли над Мицелью, разглядывая.

— Возьмемся, братья, — важно объявил с морковным носом.

Оба склонились, облапили Мицель, и она взлетела наверх. Задний подхватил ее под мышки, передний поддержал ноги. Неся Мицель, как бревно, и отдавливая друг другу ступни, братья осторожно сошли по сугробу.

— Мешок не забыт?

— Мной прихвачен.

— Как крестовину понести? В жесте совлечения или воздвижения?

— Воздвижения! Повыше вздыми! Прем с торжеством, знаменуем свершение пророчеств!

Долго-долго качалась Мицель в медленном хороводе снежных вершин, пыли созвездий, пока не оказалась в самой густой чащобе. Лес был тут такой тесный, что наверху сросся от снега. Единый сугроб покрывал деревья и был только кое-где затоплен лунным сиянием. Из берлоги в берлогу, из норы в нору бежали снеговики, и ни пылинки снега не слетело сверху. Вдали между стволов родилось красное свечение и все росло. Потом огонь мелькнул среди деревьев, и Мицель оказалась на берегу небольшого овражка.

С другой его стороны горели и коптили факелы. Они торчали из башенок, украшавших верхи снеговой стены. Стена была сложена из снежных шаров и комков разного размера.

— Видны! Видны! Овражный угол! — раздался оттуда громкий крик.

Факелы двинулись с места, и тут Мицель поняла, что не башенки, а снеговики стояли на стене и возле ворот. Они засуетились и полезли вниз. Тени заметались по склону оврага, словно их трепал ветер.

— Овражный угол! Отметьте! Овражный вперед всех доложил! — надрывался один снеговик, махая факелом.

Внутри поселения брякнули в железную звонилку, подождали секунду, как бы решаясь, и потом затрезвонили во всю мочь. Гул взволнованных голосов поднялся оттуда.

— Дуй! — грянул вдруг отклик переднего снеговика.

От этого внезапного оглушительного крика Мицель вздрогнула и тут же с испугом увидела, что одно ухо у снеговика отвалилось.

Он схватился за опустевшее место и при этом так сильно встряхнул Мицель, что шапка съехала ей на единственный глаз и все закрыла. Только звуки остались: звон, завывания какой-то трубы и восклицания снеговиков, что покинули стены и скапливались теперь вокруг.

— Дорогу, братья, не гомони, не комкуйся! — бодро вскрикивал передний снеговик. Но гомон только густел.

— Оглоушили!